– Спасибо, что начал прибирать в моей комнате.
Я переступила с ноги на ногу. И как это другие братья и сестры умудряются ладить? Не успели встретиться – глядишь, уже будто и не расставались. Мы с Дэниелом, похоже, целый день так и будем ходить вокруг да около по пустому дому, до смерти друг друга заблагодарим.
– Что? – переспросил Дэниел, устанавливая скорость оборотов.
Мерный шум, белый шум заполнил комнату, приглушил звуки извне.
– Спасибо, что начал здесь прибирать. – Я повела рукой на стену. – Что снял фотографии.
– Это не я, – сказал Дэниел, по-прежнему стоя возле вентилятора, и на миг прикрыл глаза. – Наверное, это папа.
Наверное, папа. Я не могла припомнить. Была здесь год назад, накануне того дня, когда мы определили папу в «Большие сосны». А детали вылетели из головы. Коробки, например; они уже стояли в углу, под стеной?.. Весь тот вечер смазался, расплылся в памяти.
Дэниел не знал, что я поехала сюда, а не в Филадельфию, как сказала ему («У меня – работа; я должна ехать»). Я вернулась в дом, бродила по комнатам; меня трясло. Я была как ребенок, потерявшийся на ярмарке, высматривающий сухими глазами знакомые лица в толпе. Свернулась клубком на кровати, лежала, пока не послышался шум мотора, пока не зазвенел дверной звонок. Я не пошла открывать. Треснула экранная дверь, повернулся ключ в замке, затопали по ступеням ботинки. Я дождалась, пока Тайлер прислонился к притолоке на пороге моей спальни. Пока он сказал: «Еще бы чуть – и я бы по тебе соскучился. Ты сама-то как?»
– Когда ты здесь был в последний раз? – спросила я Дэниела.
Он почесал в затылке, шагнул к вентилятору.
– Не помню. Я ведь мимо езжу, ну и заглядываю время от времени; бывает, папа просит что-нибудь из дома… А почему ты спрашиваешь?
– Просто так.
Но я спрашивала не просто так. Мне мерещилась чужая тень в комнате. Кто-то, роющийся в моих коробках. Вытаскивающий из-под кровати мой коврик. Высматривающий. Вынюхивающий. Вещи стояли на своих местах. Солнечный свет выявил, что слои пыли – разной толщины. Тоньше там, где кто-то касался поверхностей. Или, может, так мне виделось с высоты прожитых лет. Я выросла, дом стал меньше; это нормально. Например, в Филадельфии у меня кровать два на полтора метра – так она чуть ли не полквартиры занимает; у Эверетта – кинг-сайз, два на метр девяносто. Конечно, стандартная «полуторка», сто тридцать семь на метр девяносто, показалась мне почти детской кроваткой.
Вопрос: если снова свернуться на матраце, почувствую я вмятины от другого тела или нет? Может, в пустом доме обитает мой призрак, он и укладывается на кровать? Я стащила постельное белье, почти выскочила из комнаты, почти задела брата простыней. Складка у него меж бровей углублялась по мере моего удаления.
Загрузив стиральную машину, я вернулась; комната теперь казалась в большей степени моей. Как и с Дэниелом, нам – мне и комнате – требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу. Прежде чем взяться за уборку в ванной