Он заговорил приглушенным голосом, выразительно и размеренно, словно актер, читавший слова автора в классической драме.
Ноултон замер и, затаив дыхание, ловил каждое слово таинственной фигуры.
Я – Призрак.
Если вы меня видите, значит, душа моя наконец-то обрела покой.
Загнанный под землю, я вынужден обращаться к миру из ее глубин, из мрачной пещеры с кроваво-красными водами, которые вовек не отражают звезд.
Но здесь мой рай… идеальное чрево для моего хрупкого плода.
Инферно.
Вы скоро узнаете, что я оставил.
И все же, даже здесь до меня доносится поступь моих невежественных преследователей. Они готовы на все, лишь бы остановить меня.
Вы можете сказать: прости их, ибо не ведают они, что творят. Но наступает момент, когда невежество становится непростительным… а искупает грехи и дарует прощение лишь здравый смысл.
От чистого сердца и с благими помыслами я оставляю вам дар Надежды, спасения, будущего.
Но есть люди, которые травят меня, будто дикого зверя. Ими движет лицемерная убежденность в моем безумии. А седовласая женщина с красивым лицом даже осмеливается называть меня чудовищем! Подобно темным церковникам, осудившим на смерть Коперника, она считает меня исчадием ада, не в силах смириться с тем, что я узрел Истину.
Но я не пророк.
Я – ваше спасение.
Я – Призрак.
– Присядьте, – сказала Сиенна. – У меня есть несколько вопросов.
Дойдя до кухни, Лэнгдон понял, что теперь стоит на ногах гораздо увереннее. Костюм от Бриони, позаимствованный у соседа, оказался ему удивительно впору. Подошли даже туфли, в которых было так удобно, что Лэнгдон решил по возвращении домой перейти на итальянскую обувь.
Если, конечно, мне суждено вернуться, подумал он.
Сиенна тоже преобразилась: обтягивающие джинсы и кремовый свитер подчеркивали стройность ее фигуры и природную красоту. Волосы по-прежнему были убраны в конский хвост, а без медицинской униформы, невольно внушавшей почтительное уважение, она уже не казалась такой уверенной в себе. Лэнгдон заметил, что глаза у нее покраснели, будто она плакала, и у него снова защемило сердце от жгучего чувства вины.
– Сиенна, мне ужасно жаль. Я слышал телефонное сообщение. Даже не знаю, что сказать.
– Спасибо, – ответила она. – Но сейчас мы должны сосредоточиться на вас. Пожалуйста, сядьте.
Ее ставший решительным тон невольно заставил Лэнгдона вспомнить газетные вырезки, в которых рассказывалось о ее незаурядном интеллекте и раннем развитии.
– Я прошу вас подумать, – сказала Сиенна, указывая ему на стул. – Вы помните, как мы попали в эту квартиру?
Лэнгдон не очень понимал, какое это имело значение.
– На такси, – ответил он, усаживаясь. – В нас стреляли.
– Профессор, стреляли в вас. Это – для ясности.
– Да.