– А сколько ему было?
– Сорок пять или шесть.
– А вы не знаете, чем он потом занимался?
– Он никогда со мной не делился. Наверное, ему пришлось несладко. Он долго не появлялся. Один раз я выскочила за покупками и заметила его на скамейке. Меня это просто потрясло. Для такого человека, как он, сидеть на скамейке в рабочее время, понимаете? Я почти подошла к нему, а потом подумала, что поставлю его в неловкое положение. Развернулась и ушла.
– А сколько времени прошло тогда после закрытия магазина?
Под аркой было холодно, холоднее, чем во дворе, и она предложила:
– Не хотите погреться у меня? Сколько прошло времени, трудно сказать. Весна еще не наступила, листьев не было. Наверное, был конец зимы.
– А когда вы увидели его в следующий раз?
– Очень не скоро. В разгар лета. Но больше всего меня поразило, что на нем были туфли цвета детской неожиданности. Почему вы так на меня смотрите?
– Просто так. Продолжайте.
– Это совсем не в его стиле. Он всегда ходил в черных ботинках. Он зашел ко мне в привратницкую и положил на стол белый пакетик, перевязанный золотой ленточкой, конфеты. Сидел вот на этом стуле. Я сварила ему кофе и выскочила на угол купить бутылочку кальвадоса, а он остался подежурить вместо меня.
– Что он рассказал?
– Ничего особенного. Был счастлив, что оказался здесь, это чувствовалось.
– Никаких намеков насчет своей новой жизни?
– Я спросила, доволен ли он, а он сказал «да». Во всяком случае, ему не нужно было высиживать на работе, потому что он пришел утром, часов в десять или одиннадцать. А в другой раз пришел днем, на нем был светлый галстук. Я стала над ним подтрунивать, сказала, что он помолодел. Но он никогда не обижался. Потом стала расспрашивать о дочери, я ее никогда не видела, но он показывал мне ее фото – уже через несколько месяцев после рождения. Редко бывает, чтобы мужчина так гордился, что у него ребенок. Он говорил о ней со всеми, всегда носил в кармане фотографии.
У него не нашли никаких последних фотографий Моники, только младенческую.
– Вы еще что-то о нем знаете?
– А откуда мне знать? Живу взаперти с утра до вечера. С тех пор как закрылся магазин Каплана, а парикмахер со второго этажа съехал, здесь полное затишье.
– Вы ему об этом сказали?
– Да, говорили обо всем на свете, о жильцах, которые исчезали один за другим, о судебных процессах, об архитекторах, которые изредка появляются и все еще работают над проектом этого несчастного кинотеатра, а тем временем стены рушатся от старости.
В ней не чувствовалось злорадства, но при этом было ясно, что покинет она этот дом последней.
– А как это все произошло? Он страдал? – спросила она в свою очередь.
Ни мадам Туре, ни Моника не задали этот вопрос.
– Доктор