С декабря месяца начали заниматься. Изначально нас должны были выпустить в качестве лётчиков-штурманов, но, по-моему, в самом начале 1941 года училище переформировали в лётную школу. Тут тонкость в том, что из школы выпускают не офицерами, командирами, как тогда говорили, а сержантами. После этого мы в Краснодаре долго не задержались, и где-то в мае месяце, после парада, всю школу перебазировали в Канск, это городок в Красноярском крае. Туда в авиашколу помимо нас прислали ещё ребят из Харькова, в общем, уже там продолжили обучение. Учились, конечно, на самых простых самолетах старой конструкции – Р-5. Это такие самолеты-разведчики. А в июне началась война…
Мы хотели подать заявления, чтобы нас отправили на фронт до окончания обучения, но нам жестко объяснили: «Придет время – вас отправят!» Но время шло, а нас все не отправляют. Уже 42-й год наступил, мы тот же материал по второму кругу прошли, а нас всё не отправляют. Самолетов-то нет. Всё, что более-менее приличное еще до этого собрали, укомплектовали инструкторами, курсантами и отправили на фронт. И осталась только полурухлядь, на которой мы и летали. Положение было тяжелое, в итоге в июне 42-го школу расформировали и всех курсантов перевели в …Новосибирское пехотное училище, чтобы готовить из нас командиров минометных взводов.
– И как вы восприняли перевод в пехоту?
– Солдатское дело маленькое – что приказали, то и будешь делать. Тем более мы все время рвались на фронт, а тут хоть забрезжила надежда попасть туда. Но прибыли в Новосибирск и тоже задержались. По плану после ноябрьских праздников, после парада, мы должны были начать сдавать госэкзамены, после чего убыть на фронт. Но 6 ноября вдруг пришел приказ – откомандировать на пополнение гвардейских частей наиболее зрелых курсантов. Но если в пулеметном батальоне учились самые настоящие мальчишки – по 18 лет, то наш минометный состоял из бывших летных курсантов и мы уже по два года учились. Вот так получилось, что и это училище мы не окончили и нас отправили на пополнение гвардейских частей.
Приехали в Рассказово, это под Тамбовом, и там меня определили в 50-й артполк 24-й гвардейской стрелковой дивизии. Её тогда после выхода из окружения вывели на отдых и пополнение. И там мы узнали, что дивизию готовят для отправки на Сталинградское направление. Где-то в начале декабря выехали и прибыли под Сталинград в состав Донского фронта. Вот там уже состоялось мое боевое крещение.
– А кем вас назначили в этом 50-м артполку?
– Я попал в полковую разведку. Причем простым разведчиком, даже не сержантом, а самым настоящим рядовым. И не только я, всех нас определили в рядовые, хотя у нас за плечами, считай, по два года училища. Ну, не важно. Понимаешь, нас готовили для штурмовой авиации, поэтому мы освоили много военных специальностей. Мы и радисты, могли на слух принимать морзянку по сто знаков запросто. Мы и топографы, и минометчики, и обычные пулеметы, конечно, знали. Так что когда нас перед эшелоном построили, то прямо как на рынке покупатели стали выбирать. Первый кричит: «Кто в радисты желает?» Ну, радисты же все, так что часть вышла в радисты. Дальше: «Кто артиллеристы?» В общем, называли специальности, и желающие выходили. А мы с товарищем стоим, слушаем всё это и решили: «Ну, выйдем, наверное, когда скажут «топографы». И, значит, объявляют: «В артиллерийский полк нужны топографы!» И не только мы, но и другие ребята вышли, и вот так очутились в этом артиллерийском полку. Но часть ребят определили в батареи, а нас в разведку. Артиллерийская разведка известно чем занимается – засекает огневые точки противника. Наша задача – обнаружение, наведение и корректировка по целям противника, так что работы хватало.
– Быстро освоились?
– А чего там осваиваться? Мы же минометное училище прошли, полевую работу и корректировку прекрасно знали. А потом я скажу, что штурманское бомбометание нас теоретически вот так научило всем этим артиллерийским нюансам.
Сталинградская битва выдалась очень тяжелая. Страшно было… После завершения окружения Сталинградской группировки наш Донской