– Господин Д’Ориньи заработал второе очко, – громко выкрикнул судья, а трибуны восторженно подбадривали Арчи.
Арчи немного расслабился и моментально пожалел об этом. Де Гива рано было сбрасывать со счетов. Буквально за тридцать секунд он умудрился нанести Арчи два укола, заработав два очка. Ситуация накалилась до предела. Счет был равный, все решал последний укол.
Теперь противники, уже наученные горьким опытом, не спешили, осторожно прощупывая оборону соперника, не атакуя и не рискуя. Так могло продолжаться долго, пока кто-то все же не допустил бы ошибку, и кто это мог быть, предугадать было сложно. Арчи решил рискнуть и поставить на кон все.
Сделав ложный выпад, Арчи умышленно открылся, заставляя де Гива либо упустить такой шанс и уйти в оборону, либо попытаться одним ударом поставить точку в затянувшейся игре. И де Гив поверил. Острие его шпаги почти задело Арчи, но в последнее мгновение тот сумел уклониться, заставив свое тело двигаться чуть ли не вдвое быстрее обычного, и в ответ нанес де Гиву блестящий удар, которого тот совершенно не ожидал и к которому оказался не готов. Арчи целил в грудь, но попал точно в сердце.
– Третье очко зарабатывает господин Д’Ориньи. Бой закончен в его пользу. Господин де Гив выбывает из дальнейшей борьбы.
Де Гив растерянно опустил оружие. Такого исхода он не ждал и выглядел крайне недоумевающим. Через мгновение растерянность отступила, и он с ненавистью посмотрел на Арчи.
– Мы еще встретимся, Д’Ориньи. И в следующий раз оружие уже не будет защищенным.
– С нетерпением жду этого момента, – ответил Арчи. – До скорого.
Арчи поклонился в сторону королевской ложи и под приветственный гул толпы отправился ожидать своего следующего боя. Гвардеец впустил Арчи, кратко поздравил его и вызвал следующую пару.
Арчи честно признался себе, что все висело на волоске. Еще бы чуть-чуть – и на месте де Гива оказался бы он сам. Бой вымотал его, а впереди предстояло еще несколько поединков, с соперниками, возможно, гораздо более сильными, чем де Гив. Арчи отпил немного воды из кувшина, стоящего на столе посредине залы, и, опустившись на свое место,