Да, я грешный, но я по-своему грешный. Я в смысле того, что нет у меня грехов, мне не надо прятаться ни от милиции, ни от вот которых здесь, на улице, ни от метрополитена. Мне не надо бояться, я не боюсь – я не оборачиваюсь. Я живу своей жизнью и никому не мешаю. Да, я согласен, на паперти, конечно. Некоторые: вот, типа, мы работаем, а он – сидит. Но, ребята, исходите из того, что я – инвалид. Это первое, второе: по моей справке меня ни на одну работу не берут. Вот как в две тысячи седьмом мне вырезали – меня реально не берут.
И плюс полтела нет – я не могу. Вот мне два ведра вот, дай бог, до того забора, и то – не донесу, просто не смогу физически. У меня вот это рука только, ключица и последнее ребро – вот оно, одно. А этого нет – яма [показывает дыру на левом боку, там, где были удалены рёбра]. Меня вот сюда ударят если – прямо в сердце попадут, просто кулак, вот – яма. У меня нет рёбер, всё отрезали. Куда я в таком виде, кто меня возьмёт, на какую работу? В компьютере я ноль. Ну не умею я, реально не умею, для меня это сложно. Ну куда? Сторожем никуда не берут, по справке в пищеблоках нельзя, в детских учреждениях нельзя, на ветру нельзя. А куда „льзя“-то, ну куда?
– А что вообще как правило люди говорят, когда они мимо проходят? Говорят какие-то негативные вещи или что-то хорошее, может быть, иногда говорят? Как в основном?
– Да нет, в основном хорошие люди идут и понимают. Единственное говорят: только не пей, покушай. Большинство добрых людей и самое интересное, что я удивлён, вот честно, потому что практика-то у меня очень большая. Я удивлён знаешь чем: вот подать идёт в основном от молодых людей, и именно не россиян, а чечены, узбеки, таджики – вот именно от них. Самое большое – именно от них, я тебе реально говорю, статистика: именно они, именно эти ребята. И плюс пожилого возраста женщины, ну и молодые, но женщины.
Я в Москве, последнее время в Москве. Я мечтаю об этой мечте, хочу уехать, забыться, в деревеньке где-нибудь заселиться – и всё. Козочку, курочку и домик – и больше ничего мне не надо. Всё остальное я сам сделаю, руки у меня не из жопы. Я сруб могу рубить, я по деревяшке могу, по штукатурке, по шпаклёвке, плитку – могу, в своё время научился.
– Ты мне скажи, что ты думаешь о власти о нашей теперешней?
– Для меня это сложный вопрос, правда, как бы тебе это помягче сказать, не нагрубить бы. Я могу сейчас такую вещь произнести, я не знаю, ошарашит она тебя или нет. Но можно, я так коротко и внятно: я им не верю никому. Ложь, ложь, ложь. Причём кругом, вся высота – одна ложь. Нет ничего, справедливости нету, я не знаю, может, я общаюсь с такими людьми, но я же вижу всё… Пускай Путин заедет в глубинку на своей „Кабрио“, ну пускай заедет, пускай посмотрит: люди бедствуют, нищета, разруха! В городах да, живут, я согласен, но пускай заедет куда-нибудь. Посмотри, чего творится-то, пускай просто посмотрит, ну хоть одним глазом своим. Тогда я ему поверю, если он приедет. Пока не верю, нету веры там. Ложь, ложь и ложь – для меня лгуны и ещё какие.
Я