Определенное воздействие исторической антропологии сказалось на штудиях профессора Сорбонны Мишеля Баляра[114], на громадном эмпирическом материале создавшего убедительную концепцию симбиоза культур в рамках «Латинской Романии». Влияние антропологического поворота ощущается в работах профессора Генуэзского университета Джео Пистарино (1917–2008)[115], оперировавшего понятием «ментальность» для характеристики особенностей поведенческих стереотипов торговых контрагентов, принадлежавших к различным этносам и культурам. Определенный интерес к «структурам повседневности» в терминах антропологически ориентированной истории проявляет Лаура Баллетто[116], давшая лучшие образцы исследования бытовых реалий городской среды XIII–XV вв. в их мельчайших деталях.
Общему движению новейшей историографии следует и отечественная школа академика РАН Сергея Карпова, объединившая усилия Светланы Близнюк[117], Андрея Пономарева (1957–2014)[118], Веры Ченцовой[119], Рустама Шукурова[120], несколько позднее – Олега Барабанова[121], Анны Талызиной[122], включая самых младших ее представителей, которые владеют всеми исследовательскими техниками: от герменевтики – до структурного и компьютеризованного анализа.
Вместе с тем, охарактеризованная историографическая ситуация обозначает очевидную неосвоенность современной медиевистикой северного сектора международной торговли, который в XIII–XV вв., веках начинавшегося в Европе Ренессанса, только отчасти и внешне был затронут денежным обменом, но тем не менее составлял ничем невосполнимую часть единого целого. Думается, что в настоящее время направленность исследовательской тематики может и должна быть развернута на 90°, а именно: на разрешение проблемы не Запад – Восток, но Север – Юг в истории международных экономических отношений. Именно этой цели и подчинено предпринятое монографическое исследование.
В круг ближайших научных задач входило не столько рассмотрение товарной структуры обмена или оценка его масштабов, сколько установление реальной значимости южного товарного потока для Севера в его социальном и географическом распространении; эта значимость зачастую оказывалась более весомой, чем ее могли репрезентировать фрагментарно сохранившиеся источники; на ней сказывались как рациональные, так и иррациональные представления о тех или иных товарных статьях, без учета каковых взгляд на торговые отношения XIII–XV вв. неизбежно оказывался бы модернизирующим.
Основанием подобного научного поиска послужили не только выше рассмотренная историография, но и обширный круг источников различного характера и происхождения.
1. Прежде всего, следует выделить дипломатические документы. Из них исключительное значение имеют хрисовулы византийских императоров[123], даровавших свободу