Автор: Но когда вам стало ясно, что это неординарный ребенок, вы были рады или ужаснулись?
Майя: Да, мы понимали, что девочка необычная, но к этому никак не относились. У нас была Никуша, которая пишет прекрасные стихи…
Карпова: С одной стороны, мы так относились, с другой – страдали, вместе с ней. Сопереживание – не то слово, оно означает, что ты где-то чуть прикасаешься к этому. А здесь идут страдание и боль через создание, которое рядом с нами. Были даже такие моменты, когда нам не просто казалось, а мы были уверены, что Никуша долго не проживет. Потому что с теми эмоциональными нагрузками, которые наполняли ее суть и которыми она делилась со своими родными и с тем равнодушным миром, который окружал нас, мы понимали, что не выдержим этого всего. Ни она, ни мы. А она – в первую очередь. У нас было несколько записей, и мы жалели, что не имели магнитофона, так как не были уверены, что ребенок наш любимый будет с нами всегда.
На отсутствие магнитофона Карпова, на которой, по сути, держалась семья, сетовала не раз. «Я была мертвая после работы, – говорила она, – приходила домой и первое, о чем думала: опять не положила бумагу и карандаш, чтобы записывать лепет Ники. К стихам я была в то время равнодушна. Ну, скажем, Пушкин, можно ли его любить? Это все равно, что любить воздух. А стихи я полюбила только благодаря Нике. Она сама их начала записывать поздно, лет в девять». Как выяснится позже, Карпова лукавила, говоря, что не любит стихи. На самом деле она их не только любила, но и… Не будем забегать вперед.
Приведу несколько примеров интерпретации ночного процесса рождения стихов Никуши. Первый: «Маленькая девочка из Ялты, в четыре года испытавшая мучительные ночные кошмары, неожиданно для себя самой нашла из них выход. Еще не умея писать, она стала диктовать рифмованные фразы, рождающиеся в ее сознании, маме и бабушке»[14]. Второй пример: «Ей было четыре года, когда впервые появился этот голос… Он приходил к ней по ночам и не давал покоя. Он диктовал ей строчки совсем недетских, мощных, убедительных стихов… Она была совсем крохой, но ее характер уже тогда был железный – она буквально заставляла маму и бабушку садиться у кровати и записывать в блокнот под диктовку…»[15] Третий пример: «Ника с детства страдала бронхиальной астмой тяжелой формы, не спала по ночам до двенадцати лет и, чтобы справиться с длинными пустотами ночи, рифмовала строчки, сначала бессознательно, пугаясь, а потом, уже не освобождаясь от ритмичного, властного хоровода. Это была не ее блажь и не сумасшествие, а всего лишь некоторая форма защиты от страха смерти и боли. Такую защиту посылает Вселенная или… Бог в ответ на бессознательную мольбу ребенка»[16].
Примеров – не счесть. Писали кто во что горазд, тем паче простор для фантазии здесь имелся. Скептики уверяли, что стихи Ники принадлежат не ей, а взрослому поэту, мистики – что это умерший гений диктует ей свои строки. Сама Ника говорила: «Это не я пишу, Бог водит моей рукой». Но самое образное описание явления звука появилось на украинском языке. Не могу не привести его в своем переводе