Ника жила с мамой, бабушкой и дедушкой на улице Садовой, 28, на последнем, четвертом этаже в стандартной трехкомнатной квартире № 12, с одной отдельной комнатой и двумя смежными[2]. От входной двери шел узкий коридор, с левой стороны которого располагались полки, заставленные и заваленные книгами и журналами. Справа – отдельная комната, в которой жил дедушка Ники, Анатолий Игнатьевич Никаноркин. Коридор вел в гостиную с разноцветными стенами: напротив входа была красная стена, в начале которой высился массивный темно-коричневый старинный буфет. Далее располагалось прямоугольное зеркало, справа от него висела соломенная шляпа Ники. Над зеркалом, будто парили, пять иконок – три Николая Угодника и две Матери Божьей. Правее зеркала стояла огромная тахта, над которой висели картины, в том числе подлинники К. Богаевского и М. Волошина.
Напротив красной стены – синяя, возле которой стояли диван и круглый столик, над ними тоже висели картины. В третьей стене, частично красной, частично синей, было окно с цветами на подоконнике. В окне – горы, кипарисы, у окна – телевизор. Наконец, четвертая стена с дверью, ведущей в комнату Ники, по словам ее бабушки, была то черного, то желтого цвета. Возле нее рядом с дверью стояло кресло, над которым висела большая картина: ваза с букетом сирени.
Идея сделать стены разноцветными принадлежала Карповой. А вот комната Ники была одного цвета – зеленого, потому что у них оказалось много краски именно этого цвета. Вот что представляла собой эта комната. Вдоль всей левой стены шла не очень высокая полированная «стенка», на которой стояло множество керамических и металлических кувшинов, найденных при археологических раскопках. Два из них в разные годы были подарены мне. Чуть ниже, вдоль всей «стенки», шла ниша, уставленная книгами. Это была часть домашней библиотеки, другая находилась в комнате дедушки. По правую руку от входа в комнату Никуши стояло пианино, а далее, вдоль стены, располагались ее письменный стол, торшер вместо настольной лампы, кровать и платяной шкаф. Между пианино и письменным столом стоял стул, который можно было использовать как для музыкальных, так и для школьных занятий. Ну и, конечно, окно в торце комнаты, в которое Ника смотрела чаще и дольше, чем в школьные учебники. Это было не просто окно, а видимый только Никой выход к иным мирам. К этому вопросу мы еще не раз вернемся.
Близкий друг Ники Альберт Бурыкин[3] рассказал, что, по словам Майи, Ника была странным ребенком: очень рано, в год с чем-то, начала говорить, но как ребенок, потом, где-то в полтора года, замолчала и не говорила до трех лет. Родные думали, что у них растет тупица, но Ника снова заговорила