Гаитэ надеялась, что мать-настоятельница хоть слово скажет в её защиту, но та упрямо молчала, продолжая перебирать чётки. Видимо, страх перед кардиналом был сильнее чувства долга и справедливости.
Итак, выбор небогатый: подчиниться и стать поводом вновь посеять смуту в стране. В итоге её либо убьют Фальконэ, не отличающиеся щепетильностью и мягкосердечием, либо посадят на трон Саркассора, предварительно выдав замуж за какого-нибудь принца. А если откажется во всём этом участвовать – сожгут как ведьму. Но это крайний случай.
Изо всех сил стараясь не смотреть на прелата, на его вытянувшиеся в притворной улыбке губы, чтобы он, не дай бог, не прочёл в её взгляде горячей ненависти, Гаитэ холодно кивнула:
– Я уступаю, ваше преосвященство, потому что не имею возможности вам противостоять.
– Прекрасно, – кивнул отец Ксантий. – Возвращайтесь в вашу келью. Спокойно отдохните до утра, а завтра – в дорогу.
Добавить к сказанному было нечего, так что Гаитэ покорно сделала то, что велели – вернулась к себе, в свою келью.
Десять лет эта комната служила ей верным пристанищем, была единственным местом, где можно было остаться наедине с собой. Небольшая, с голыми стенами и с низким ложем в углу, застеленным плоским тюфяком. Постелью дочери герцогини Рэйвской все эти годы служило тонкое одеяло да грубая простыня.
В тёплое время года здесь веяло приятной прохладой. Стоило распахнуть ставень, комната наполнялась влажными запахами ночного леса, мха и грибов. Зимою же здесь царил ужасный холод, согреться было невозможно. Оставалось только мечтать о весне.
И всё же здесь Гаитэ была – нет, не то чтобы счастлива? Здесь она познала мир и покой, целебную силу смирения перед тем, что изменить не в силах.
Она смогла преодолеть бедность, недостаток вкусной еды и холод. Но со сценарием, делающей её марионеткой в руках грязных игроков, она мириться не хотела.
В голове складывались планы, один безумней другого. Несмотря на усталость, спать совсем не хотелось.
– Что же делать? Что же мне делать? – нервно бормотала она, ходя в проходку от стенки к стенке.
В матери-настоятельнице Гаитэ всё же ошиблась. Та вовсе не была равнодушна к её судьбе, просто не хотела привлекать к себе внимание могущественного кардинала. Не столько из трусости, сколько из осторожности. Не следует демонстрировать противнику силу, если есть возможность её скрыть.
Незадолго до полуночи в дверь постучали:
– Гаитэ, ты спишь?
– Нет.
– Открой, это я!
При виде старшей наставницы, долгие года заменяющей ей мать, Гаитэ едва не прослезилась.
– Если бы ты знала, дитя моё, как я переживала во время вашего разговора с его преосвященством! –