Туманная примесь обиды и безысходности заставила его замереть, что бы привести свои мысли в порядок. Что делать, крутилось в сознании и мысли, которые от боли не могли дать свой ответ, и оказать помощь в этой ситуации, колокольчиками дребезжали в голове. Когда день начал клонится к вечеру, он понял, что помощи ждать неоткуда, и грязные мысли начали ковырять его воспаленный от мороза и холода мозг. Тогда, несколько раз, проваливаясь в небытие, он понял, что нужно что-то делать. Гаечный ключ, отколовшийся от общей связки, подсказал ему наиболее правильное решение. Необходимо освободиться от руки, прижатой колесом его самосвала, подумал он. Это решение не было спонтанным, потому что здравомыслие тихонько уходило из его разума, из ударенной головы этим проклятым запасным колесом. Мучаясь от бессилия, придвинул к себе гаечный ключ, и ничего не значащими ударами попытался нанести несколько ударов по, застрявшей под шиной, руке. Было больно, и он понял, что ему не удастся этим инструментом освободить себя.
Катилось солнце за горизонт, заканчивался день пленения, а он все раздумывал, льстя себя надеждой, что кто-то придет и вытащит его из этого парадоксального плена. Но вокруг не было никого и только ветер, взвывая, гнал гальку, остуженную за день, присыпая его как пеплом, среди бескрайных равнин и сизых сопок.
Несколько бешеных ударов ключом по руке, вызвали лишь страшную боль и струйку крови, из-под содранной кожи. Сняв пояс, закрутил его вокруг руки, чтобы прекратилась подача крови в разбитую колесом руку. Он начал зубами рвать кожу, соленую и неприятную на вкус, пока не добрался до кости. Снова, впав в небытие, он видел себя маленьким мальчиком, который гладит свою собаку, щенка помеси овчарки и волка, подаренную отцом. Неуправляемый мозг напоминал ему тихий щенячий лепет, как разговор со своим другом, по кличке «Малыш». Ему казалось, что он понимает щенячий визг, и отвечал ему такими же звуками, которые понимала его собака-волк. Он, как маугли, и игрался и спал вместе с ним, впитывая в себя волчью науку и волчьи