Три лиса Кромахи. Клара Кёрст

всем, что хорошо и плохо лежит, на генетическом уровне отвергался мною, хотя от этих мыслей моя фантазия рождала непристойные картинки, главной героиней которых была, конечно, Ляля.

      Баня была еще теплой, вероятно, не остывшей со вчерашнего дня. Пару раз в бочку нырнул, вынырнул, разумеется, столько же раз, застирал свои приличные шмотки – камзол и рубашкой три четверти рукава с интересными вшивками, отведенными для особых карточных колод. Стирать – дело не мужское, но настоящий мужик все должен уметь. Словом, еле-еле душа в теле, постирался. Лялю долго ждать не пришлось, она прискакала проверить, как я там справляюсь. Чтоб ее как-то занять, я попросил помочь развесить мое скромное бельишко. Мы позубоскалили, побрызгались водичкой, она пожаловалась мне на непроходимую тупость местных ухажеров, рассказала о своей детской мечте – о прекрасном принце (тут она случайно коснулась моей руки), о любви как единение двух сердец, чтоб как в сказках – жить друг без друга не могут, пищу принимать тоже, как сопутствующие клинические признаки – отчаянное сердцебиение и потливость. В довершении она сказала, что сердцебиение должно быть такое, какое у нее теперь наблюдается, и предложила прощупать пульсацию ее девичьего суматошного сердечка.

      – А где ваша комната? —слетело у меня с языка во время пальпации грудной клетки.

      – А вам какой интерес? – игриво откликнулась она, стукнув по пальцам.

      – Да виды вот интересуют, а то у меня окошечка нет.

      – А у меня есть, приходите, всё вам покажу, – расхохоталась она.

      Мы бегали, прыгали, скакали, резвились как детишки, оставленные без присмотра родителей, чуть все мои вещи героическим образом постиранные не пороняли в грязь, где хрюкали поросята и шишились куры. Я пару раз прижался щетиной к ее пухлым губкам, поймав, тесно прислонился к груди, пошарил руками, где не следовало бы приличному джентльмену. Она позабыла, что надо покраснеть, укоризненно посмотреть или стукнуть меня по губам и рукам, в общем, мы довольно невинно резвились до ужина. Я не мог отвести от нее восторженных глаз и даже за ручку ее повел к батюшке, но во время опомнился и расцепил руки.