На берег съезжают своим ходом американские «джипы», «доджи», перевозят походные кухни. Водитель джипа съехал по положенным на борт сходням, включил скорость, поднял с форсом вверх руки и кричит: «Колыма, Колыма, чудная планета, двенадцать месяцев зима, остальное лето!» – Опять подходит мужчина, что-то спрашивает у моих провожатых, они что-то отвечают ему. Ещё народу на палубе много, все суетятся, бегают, тащат из трюма вещи, я гляжу на берег, ищу маму, но, если она и была бы на берегу, я, наверное, её бы и не узнал.
«Я не Розанов…». Мама
Народу на палубе уже никого нет, только мы остались трое. Опять подходит этот настойчивый мужчина и спрашивает:
– Вы Розановы? Вы везёте мальчика Розанова? – Мои сопровождающие качают головами, а я, очнувшись от общей суматохи, выпаливаю: «Нет! Я не Розанов!! Это моя мама Розанова!!!» (Я же был по документам Титов, женщины фамилию «Розанов» не знали. Или забыли?) Мария Васильевна и её дочь возмущённо, но радостно загалдели, замахали руками, мужчина взял вещи (а я свой матрасик нёс сам), и мы сошли на колымский берег.
Это было 26 июля 1944 года. Дорога в Магадан была завершена.
Мы были в дороге 45 суток, с 11 июня по 26 июля 1944 года.
Мужчина на автомобиле привёз нас в дом маминой подруги, а был он, оказывается, мужем этой женщины. А вернее всего, это была квартира не маминой подруги, а хозяйки комнаты в доме по Школьной улице, 8, в которой мама снимала угол после освобождения из лагеря. Вечером прибежала мама, ей неправильно сказали о времени прибытия парохода – а она была на своей физкультурной работе, в пионерлагере за 16 километров от города. Я её, конечно, узнал, и все стали плакать. Я и сейчас плачу, когда пишу или читаю эти строки. Бедная моя мамочка! Мы с ней не виделись шесть лет: в начале июня 1938 года она была арестована только за то, что была ЧСИР, т. е. Член Семьи Изменника Родины. Второй ЧСИР, т. е. я, уцелевший в войну, эвакуацию и ускользнувший от Детприёмника НКВД и от японцев, наконец, соединился со своей мамой.
Женщины согрели воды и стали меня мыть в маленькой жестяной ванночке, и мама моя бедная плакала – я был страшно худой, позвонки мои были чёрными и торчали изпод кожи. Что было дальше, уже подробно не помню… Провожатые мои остались ночевать у маминой знакомой, так как у мамы ночевать было негде. Им назавтра надо было собираться в дальнейшую дорогу, на трассу, вглубь Колымы, где муж Марии Васильевны ждал жену и дочь после лагерного срока на далёком прииске.
Я бесконечно благодарен Марии Васильевне Дмитриевой и её дочери за их нравственный подвиг, труд и долготерпение. Я, наверно, был не подарок. Молодая девушка часто на меня сердилась и выговаривала матери, зачем она меня взяла. Но дедушка мой был прав, когда надеялся, что «хорошие люди, которые едут с Лёней, не бросят его при всех трудностях, которые могут встретиться в таком дальнем пути…»
Мария Васильевна с мужем и дочерью потом к нам заезжали в Магадан по дороге на материк. Мария Васильевна