Калитка оказалась не заперта – бабушка явно ждала гостей. Таня толкнула ее, ступила во двор и остолбенела. Она всегда представляла себе бабушкин дом каким-то особенным, но действительность превзошла все фантазии. Перед ней предстала настоящая аристократическая усадьба, такая, какими представляла их себе Таня, читая романы батюшки Толстого: с округлыми белыми колоннами, поддерживающими просторную балкон-террасу на втором этаже, с широкой парадной лестницей, заканчивающейся двустворчатой дверью, распахнутой настежь с завешанным плотным тюлем проемом, с широкой, мощеной булыжником, дорожкой, ведущей к дому, и резной беседкой, притаившейся в тени деревьев неподалеку от дома. И дом, и сад выглядели немного запущенными, давно не ремонтированными, но от этой запущенности еще больше чувствовался налет аристократизма, лежащий тут на всем.
Бабушка вышла навстречу, и лицо ее светилось счастьем.
– Теперь можно и умереть спокойно, – произнесла она так обыденно, словно речь шла о пирогах в духовке. Таня даже не смогла рассердиться, отвечая на ее объятья. – Пойдем в дом, дорогая, у нас мало времени.
Внутреннее убранство дома отвечало его внешнему виду. Здесь не было налета мещанства, в виде вязанных крючком салфеток и всевозможных сувениров. Вся мебель была простой и неновой, правда накрытой чехлами бежевого цвета, выстиранными и выглаженными. Потертый паркетный пол не блестел лакировкой, но выглядел свеже натертым, даже в воздухе еще улавливался запах мастики. И когда только бабушка все успевала, да в ее-то годы?
Пока закипал настоящий русский самовар, бабушка усадила Таню на диван и начала свой рассказ. Таня слушала, не перебивая, но не могла не сопротивляться в душе.
– Наш род очень древний и знатный, – голос бабушки звучал по-особенному гордо. – Мы всегда очень тщательно подходили к выбору пары. Даже в советское время, когда идейных фанатов было больше, чем нормальных людей, мы умудрялись находить подходящую партию. И конечно же, редко когда выбор совпадал с зовом сердца. Да почти никогда… – бабушка замолчала ненадолго, словно погружаясь в прошлое. – Единственная, кто ослушалась веления крови и поставила честь рода под угрозу, была твоя мать. Только она последовала зову сердца. Внученька, – схватила бабушка Таню за руки, заглядывая в глаза, – я не хочу уходить из этого мира, не покаявшись перед тобой. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Да, – прошептала Таня, и слезы сами собой потекли по щекам. Столько любви и нежности было в бабушкиных словах, но еще больше плескалось в ее глазах.
– Так вот, виновата я перед тобой гораздо больше, чем ты думаешь. Ведь я заставляла твою маму избавиться от тебя, сделать аборт, – тут бабушка запнулась, сжала руку Тани и поднесла к губам. На ладонь упали несколько слезинок.
– Баб, ну ты чего? – обняла ее Таня и прижала к себе. – Ну раз я родилась, значит ты передумала, – пыталась шутить она.
– Нет. Я выгнала свою дочь.
А вот об этом Таня даже не догадывалась, и мама никогда не рассказывала.