Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника. Андрей Борисович Соколов

решение принял сам Карл, о чем он сообщил на совете пэров 24 сентября. Кларендон прав, предполагая, что король руководствовался надеждой на понимание своей позиции в парламенте. В этом и состояла принципиальная ошибка Карла I: «По какой-то причине он не мог представить, что парламент, столкнувшись с армией завоевателей-мятежников, может отреагировать иначе, чем острым желанием изгнать ее… Его веру в то, что он получит поддержку парламента для войны, можно назвать, чтобы не сказать грубо, бегством от реальности» [88, 134]. По мнению этого историка, парламентарии разделились по шотландским делам на две группы, но обе, хотя и по разным причинам, не могли поддержать короля. Одни исходили из представления о том, что в конфликте правы были шотландцы, а не король. Другие, на кого Карл и рассчитывал, полагали, что король потерпел поражение в своей политике и должен изменить ее. Лишь позднее, весной 1641 года, для них станет очевидно, что шотландцы покушаются на английское устройство.

      Парламент не оставил королю иллюзий на сотрудничество. Если верить Хайду, то вожди оппозиции добились того, что Сити не избрал в состав палаты главного судью Лондона Томаса Гардинера, которого роялисты прочили спикером нижней палаты. Вместо него спикером был избран судья корпорации Линкольн Инн Уильям Ленталл. Одобрение его кандидатуры королем Хайд также считал ошибкой: «Он был человеком робкого характера, без какого-либо опыта в делах королевства, кроме того, что было рутинной в его профессии работой, основной смысл которой он видел в том, чтобы обогатиться. Одним словом, во всех отношениях он был неподходящей фигурой для этой деятельности; он не знал, ни как подать себя с достоинством, ни как сдерживать чрезмерные амбиции и желания других. Его слабость в той же мере вела к росту бедствий, что и злоба главных интриганов» [7, I, 221]. «Печальную и грустную» символику Хайд увидел в том, что на открытие парламента в Вестминстер король прибыл не верхом, в сопровождении свиты, как требовала традиция, а частным образом, в лодке по реке, будто возвращаясь в парламент, продолживший работу после перерыва.

      Вместо выделения субсидий на войну лидеры оппозиции затеяли процесс нал Страффордом, что в течение полугода оставалось центральным пунктом политической борьбы [139]. Можно сказать, что процесс над Страффордом и его казнь в мае 1641 года открыли занавес на сцене, на которой разыгрывалась драма Английской революции. История имеет моральное измерение. Без преувеличения, по остроте и накалу эмоций, по глубине переживаний всех вовлеченных лиц, по той страстности, которая отличала ход событий, процесс Страффорда находится в первом ряду не только британской, но и мировой истории. Кажется, что по драматичности он превосходил даже более известный суд над Карлом I. Преданность и предательство, принципы и интриги, справедливость и целесообразность, ненависть и благородство, прерогативы короны и права свободнорожденных подданных, честь и лукавство, воздаяние и достоинство перед лицом смерти – все эти моральные категории