Алиса очнулась в больничной палате. Голова шумела после наркоза. На белом полу – причудливый красно-коричневый узор. Девушка пригляделась – следы лап, измазанных в медвежьей крови.
Такой сладкий запах. Зрение изменило ей, снова задергался глаз, палата стала мутной. Вокруг как на старой пленке, проявлялись белые силуэты.
Они пришли за ней.
Они её ждали.
Стая.
Сильной белой псиной Алиса спрыгнула с постели и побежала из пыльного Пуэрториканского лета в белую стужу кромки.
Из жизни в смерть.
Там, когда-нибудь, наступит весна и белая молодая волчица выйдет с новым выводком из зеленеющего леса.
Из смерти в жизнь.
Безрукая девица
– Бабушка, бабушка! Расскажи про красную нитку. – девочка сидит на лавке да выдергивает на лучину остины из шерсти. В печке догорают дрова, за окном– воет вьюга.
Старуха прядет.
– А на что тебе? Замуж выйдешь, дитёв родишь, и позабудешь про нитку-то. – шамкает бабка беззубым ртом.
– Не позабуду, бабуль. Вот же она, гляди! – дитя протягивает ладошку.
– Ох ты горе моё луковое. Не знаю, правда ли, брешешь ли. Ну запоминай, внучка.
Где-то сидит себе мамка-Мокошь, да прядет красную нитку. Прядет-попрядет, узелок сделает. Снова прясть возьмется, и так до следующего узелка. Каждый узелок– девочка.
Каждая девочка– дар свыше.
Связаны девоньки красною ниточкой навек. Как поближе подойдешь– почуешь, что меньше тянет. Как подальше отойдешь, так и напружинится.
Не видать ни счастья ни радости, пока не найдешь её. Не видать доли бабьей, ни хлеба испечь, ни скотину обрядить, ни зерна посадить, ничегошеньки не получится.
Только прясть, да ткать, за травой ходить, да людей лечить, да идти по деревням, да искать её, Мокошью нареченную.
А как встретятся две девки– не разлей вода, не разбей колун, только люди охнут. Да просить придут отвести беду.
Старуха замолчала и близоруко уставилась в окно.
Той же зимой бабку снесли на погост.
А Агнешка росла, росла… Да безрукая росла, непутевая. Мамка пошлет корову доить – молоко кислое в ведре домой принесет. Будет хлеб печь – так и тесто и квашню попортит. Как такую замуж отдавать?
Вот только ткала, и вязала удивительно хорошо. Лен белый, как снежный покров, а кружева такие, что морозные узоры на окнах.
Говорила всё про красную нитку, на мизинце, но никто не видел ее. И не верил никто.
Отец Гнешку поколачивал и за дело и просто так, как под руку попадет. Кому нужна безрукая девица? Куда лишний рот сбыть?
Подросла девка, да топиться решила, раз замуж никто не берет. Утром к речке идет, слезы ручьем текут. Пришла, а не знает, что делать. В воду прыгать – страшно. Постояла, поревела, и домой поплелась.
А тут и сватушки приехали. В соседнюю деревню за кузнеца зовут. Кузнец-то вдовый, мужичина здоровый. Детей у него трое, да мамка