Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой. Светлана Климова

разных интеллектуальных групп, объявляется лучшим средством развития мысли, и в таком значении она становится объектом реинтерпретации на протяжении всего второго номера пушкинского «Современника» за 1836 год. Например, в статье «О вражде к Просвещению, замеченной в новейшей литературе», написанной В.Ф. Одоевским[23], критике уделено центральное место. Ее роль определена весьма иронично: вместо того чтобы способствовать процветанию русской культуры, критика нашла себе новое дело: «чтобы книги, т. е. собственные, ее, продавались: и в этом она успевает»[24]. Сатирики считают необходимым высмеивать все русское, в том числе и развивающееся просвещение, но взамен не предлагают никаких позитивных идей и решений. «Они напали… как вы думаете, на что? На просвещение! Как будто это юное растение, посаженное мудрой десницей Петра и доныне с таким усилиями поддерживаемое Правительством и – извините – одним Правительством, как будто оно достигло уже полного развития, утучнело, уже производит ненужные отпрыски, которые замечаются в старой Европе!.. забыты примеры Фонвизина, Капниста, Грибоедова, их глубокое знание современных нравов, их верный взгляд на наши недостатки, их благоразумное стремление»[25]. Уже в этих несколько наивных пассажах демонстрируется размежевание между критикой и сатирой, между попытками диалога и жаждой стать в однозначную оппозицию государственной идеологии любыми способами.

      Таким образом, проблема национального самосознания, как вполне конкретная задача, формировалась прежде всего в рамках идеологического (правительственного) и интеллигентского (художественно-критического) мировоззрения и была поставлена в ряде диалогов интеллигенции с властью. Эту тенденцию ярко демонстрирует пример диалога («со властью свободно и открыто») Д.И. Фонвизина с Екатериной II. «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание»[26], напечатанный в «Собеседнике» в 1783 году, был вновь упомянут Языковым в указанной статье в 1836 году; текст можно считать образцом диалогизма XVIII века, достаточно ярко проясняющим и субъектную направленность идеи национального самосознания, и характер требований, предъявляемых к его носителям, и понимание природы данного типа диалога, весьма отличающегося в пушкинские времена не только от современного диалога[27], но даже от понимания его сути.

      Пушкинский «Современник» не только восстановил первоначальное фонвизинское название текста, но и воспроизвел большую часть его вопросов (14 из 21) «с остроумными ответами» Екатерины II.

      Фонвизинский текст возвращает читателей «Современника» к важнейшим проблемам своего времени, репрезентируя метадиалог между екатерининским «Собеседником» и пушкинским «Современником», в диахроническом срезе обнажая одни и те же темы, используя схожие приемы в постановке проблемы и способах ее решения. При этом, как указала Т.И. Краснобородько, тема «литература и власть» во втором номере «Современника» доминантна