положительные характеристики и оценки тех или иных реформ, культурных новаций, даже просто моды зеркально были отражены в отрицательных оценках неофициальной (народной) культуры и общественном мнении. Одни и те же образы и понятия обрастали противоположными коннотациями. Хрестоматийную известность приобрел символ бороды, ставший в петровское время амбивалентным кодом русской культуры. Петровские указы о брадобритии – результат инверсии традиционных семиотических кодов. Петровский указ превратил наличие «бороды» в знак принадлежности старому, отсталому миру архаической культуры – прошлому. Все традиционные черты «русскости», опознаваемые через этот символ (принадлежность к крестьянству, священничеству, традиционной русской культуре) явно или неявно, но обросли в глазах реформаторов отрицательными коннотациями ретроградности и застоя, эксплицируя в их носителях неявных оппонентов государству и его реформам. Борода выдавала в русском человеке низшее начало, по сравнению с новой генерацией царевых людей и новой культурой прозападного типа. Сохранение права на ношение бороды за священниками и крестьянами автоматически поставило эту часть общества в оппозицию к миру петровской России, сделав неявными врагами власти. Безбородость, напротив, становится знаком, указывающим на человека новой формации – не ортодокса, образованного, чаще всего, нерусского и неправославного выразителя идеологии власти. В то же время подспудно признаки «нового русского» не отменяли, но сохраняли в общественном мнении отрицательные черты: нехристь, немчин, грешник. «Старое и новое» представляли собой лицо и изнанку, плюс и минус ценностного восприятия происходящего.
Как мы видим, произвольная природа знака позволяет за одним и тем же символом и образом увидеть противоположные установки культуры. Вот только в России Нового Времени эта возможность претворялась с удивительным постоянством.
Первые проявления подобного рода инверсий были отмечены еще исследователями духовной литературы XVII века. Яркий пример – «Житие протопопа Аввакума». Протопоп Аввакум одним из первых превратил эсхатологию в проблему личностного выбора и индивидуальной святости, делая ее основой для прояснения собственного пути и выбора индивидуальных жизненных ценностей. Он едва ли не первым обратил внимание на инверсионную природу преобразований, проявившуюся уже в предреформах Алексея Михайловича: «Чудо! Чудо! Заслепил диавол! Отеческое откиня, им же отцы наши, уставом, до небес достигоша, да странное богоборство возлюбиша, извратишися»,[8] – писал он в челобитной царю Федору Алексеевичу.
Запущен семиотический механизм (истоки которого можно найти еще при насаждении христианства в языческой Руси), который будет работать столетиями. Аввакум осуждает Никона за отступничество от старого. Никон же оправдывает свои действия с позиций «нового» – как реформатор, спасающий гибнущую Церковь. «Старое» Никон описывает в отрицательной коннотации враждебности новому – следовательно, лучшему, с его точки
