По ночам мы куда-то бегали, не помню, куда и зачем. Запомнилось только, что училище закрывалось, а мы после отбоя через окно в туалете на втором этаже прыгали вниз, причем на асфальт. Обратно забирались по водосточной трубе. Так было не раз.
В качестве курьеза вспоминаю случай, когда мы толпились на первом этаже перед комнатой мастеров, там же была и касса, где мы получали какие-то символические деньги за практику. Вдруг из комнаты мастеров вырывается старший мастер, хватает меня и тащит в их комнату. «Кречетов, это ты сейчас выругался?» – и он произнес весьма увесистое выражение. Я был уверен, что этого не говорил, но он мне не поверил, и меня наказали – лишили месячного заработка, уж очень выразительная была загогулина. Года два спустя я начал над собой работать и отучился от матерных выражений и не употреблял их до той поры, пока мои друзья по университету, Витя Новиков и Коля Типсин, снова не переучили меня. Случай с лишением меня заработка мне очень запомнился, хотя деньги там были смехотворные.
В остальном же я был учеником спокойным до самого выпуска, когда директор училища Пименов сказал: «Вот так надо вести себя – человек проучился два года, а я даже не слышал его имени…». Конечно, он немного меня приукрасил. Самого директора я помню мало – только то, что он был огромного роста, участник Гражданской войны, имел именное оружие, подаренное то ли Буденным, то ли Ворошиловым. Больше помню его жену, она была значительно моложе мужа, работала в столовой, а жили они в квартире при училище. Славная была, добрая женщина, и мы к ней хорошо относились.
Училище я закончил успешно, мне был присвоен четвертый разряд, хотя по всем показателям должен был быть пятый. Но администрация понимала, что в бригаде не захотят иметь пацана с пятым разрядом, когда он и у старых плотников был не у всех. Я был огорчен, но теперь понимаю, что они были правы, и благодарен за это – иначе у меня возникли бы проблемы.
После окончания училища нас несколько человек осталось работать в Челябинске на лесозаводе, где мы проходили практику.
На лесозаводе мы делали щиты для строительных лесов и штакетник для ограждений газонов. Работа была несложная, сдельная, вполне посильная, но платили мало, мы даже пытались устроить забастовку, но старые плотники на это не пошли. «Вам легко говорить, а у нас семьи, их кормить надо…» Мы считали их трусами и штрейкбрехерами, но, конечно, они просто были помудрее нас и жизнь знали лучше. За организацию и участие в забастовке в то время можно было и срок схлопотать. Мастером на лесозаводе был человек весьма преклонных лет, думаю, не менее семидесяти, одет был всегда как буржуй, словом, человек был еще старорежимный. С ним шутки были плохи.
Бригада была разношерстной. Были старики, были люди средних лет, все уже семейные. Был среди нас один мужик