– Ведь ты не дашь мне спать всю ночь
– Ага, – ответил Финдли.
– Ведь стоит раз тебя пригреть…
– Пригрей, – ответил Финдли.
– Ведь ты повадишься и впредь!
– Ага, – ответил Финдли.
– О том, что может здесь стрястись…
– Дай Бог… – ответил Финдли.
– Клянешься ли молчать всю жизнь?
– Ага, – ответил Финдли.
Джордж Гордон Байрон
(1788-1824)
Однажды, много лет спустя,
Замри над строчками моими,
Как путник замер бы, прочтя
На камне выбитое имя.
И, глядя сквозь завесу лет
На потускневшие чернила,
Знай, что меня давно уж нет
И этот лист – моя могила.
Альфред Теннисон
(1809-1892)
О несравненный мастер гармонии,
О неподвластный смертному времени,
Органным рокотом гремящий
Англии голос могучий, Мильтон,
Воспевший битвы горнего воинства,
Златые латы ангелов-ратников,
Мечи из Божьей оружейной,
Грохот ударов и стоны неба! –
Но тем сильнее был очарован я
Ручьев Эдема лепетом ласковым,
Цветами, кедрами, ключами –
Так очарован бывает странник
Заходом солнца где-нибудь в Индии,
Где берег моря тонет в сиянии
И пальмы дышат ароматом,
Шепотом нежным встречая вечер.
О насмешливый хор ленивых судей,
Нерадивых высокомерных судей!
Я готов к испытанию, смотрите,
Я берусь написать стихотворенье
Тем же метром, что и стихи Катулла.
Продвигаться придется осторожно,
Как по льду на коньках – а лед-то слабый,
Не упасть бы при всем честно́м народе
Под безжалостный смех ленивых судей!
Только если смогу, не оступившись,
Удержаться в Катулловом размере –
Благосклонно заговорит со мною
Вся команда самодовольных судей.
Так, так, так… не споткнуться! Как изыскан,
Как тяжел этот ритм необычайный!
Почему-то ни полного презренья,
Ни доверия нет во взглядах судей.
Я краснею при мысли о бахвальстве…
Пусть бы критики на меня смотрели,
Как на редкую розу, гордость сада
И садовника – или на девчонку,
Что смутится неласковою встречей.
Альфред Эдуард Хаусман
(1859-1936)
Поэзия есть форма человеческого страдания. Не уныния, меланхолии, флегмы, а именно страдания. И не в красивом элегантном смысле, а на уровне физической боли…
Стихи А.Э. Хаусмана, одного из лучших английских поэтов, пока сравнительно мало переводились на русский язык.
О судьбе Хаусмана можно говорить и как о заслуженной удаче, и как о трагедии («комфортабельной трагедии», добавляют биографы). В 12 лет он лишился матери, в 20 – отца; из-за депрессии провалил