и роса,
как добрая,
Божья слеза…
Да.
Сегодня, я счастлив.
«Крик мой…»
Крик мой
услышишь ли?
телефонных гудков.
Горло сухое, влагу кинет, каплями лоб.
Ветер слов,
остатки нутра
оборвет,
из тела выколышет,
оставив пустынный озноб.
Как проститься,
теперь,
перешиблена речь,
завтра пройдём мимо,
обходя стороной,
дверь
любви нашей,
Мартеновскую печь.
Деснами,
меж зубов,
недожеванный,
желчи вкус,
памятью снов сорвет,
растревожит,
мягкостью,
сластью,
горький сейчас
союз.
Глубже,
в городские одежды —
асфальт,
втаптывает,
морозный твой
покер фэйс.
Помнишь,
тянулись магнитудой кобальта,
летели,
закрыв глаза,
ухватив страсть,
на земле познавая БЭЙС.
Запаковались…
Коробочка красивая,
сверху
бант…
Вот новые люди
зовут
милым и милою,
оплатив просрочку,
сердец,
сдаденых в ломбард.
«Пожалуй…»
Пожалуй,
были мы семьёй,
в которой,
были семь меня,
и семь тебя,
и семеро по лавкам.
И в доме,
всей этой толпой,
держался мир,
уют,
покой,
пусть и немного шатко,
валко.
Мы ждали,
что вот-вот,
ещё чуть-чуть,
и все мечты начнут сбываться…
Мы жили так…
со дня на день…
из года в год…
И разучились целоваться.
Купил я мясо,
ты сварила щи,
да!
Что там с коммуналкой?
Квитанции пока что не пришли,
заштопать надо одеялку.
И семь тебя,
и семь меня,
вдруг стали разбегаться.
По лавками семеро сидят,
грустят, не понимая,
куда же им податься.
И вот,
седьмые я и ты,
друг другу,
стали уж чужими.
У всех уже свои мечты,
не звать их больше нашими,
а звать теперь своими.
«Когда внутри тебя смятение…»
Когда внутри тебя смятение,
и белый свет уже не мил,
Достань вишневое варенье,
намажь овсяное печенье,
Швырни на стену,
что есть сил.
Да,
может,
сразу не поможет
по-прежнему
тоскливо,
пусто.
Не трогай веник,
швабру,
тряпку,
дай шанс
абстрактному искусству!
«Не первый я…»
Не первый я,
и очевидно