Да если разобраться, то велик ли торговому человеку убыток, когда иной такую тысячную прибыль имеет, что простому крестьянину с ежедневными пустыми щами на столе тех доходов до конца жизни хватит и детям еще останется. Не ими тот обычай заведен, не им его нарушать. От начала жизни человеческой на земле повелось и до скончания века останется.
За подобными мыслями Яшка незаметно задремал и проснулся, лишь когда вахмистр Серафимович ткнул его кнутовищем в бок.
– Эй! – испуганно заорал он, соскочив на землю и заглядывая под лежащее на санях сено, рогожи. – Вставай! Потеряли мужика по дороге. Меня тожесь сморило малость, закемарил, честно скажу. Да я спиной сидел, не заметил, когда он свалился, а ты как не углядел?
– Чего ты так испужался? – недовольно проворчал Яшка, с неприязнью поглядывая на расстроенного не на шутку Серафимыча. – Сбежал, видать, и все дела.
– Как он мог сбежать, связанный-то? Нет, тут чего-то не того… Не ты ли его и спихнул? – озарило вдруг его.
– Больно надо, – осклабился Яшка. – А хоть бы и спихнул, то что с того? Туда ему и дорога…
– Так ведь, поди, замерзнет. – Серафимыч глядел на Яшку, как на малое дитя, которое не понимает, что творит. – Возвертаться надобно, искать его срочно, пока беды не вышло. А то еще, не приведи господи, волки загрызут. Я тут давеча следы видел…
– Ишь, чего удумал, – возмутился Яшка и добавил приказным тоном: – Дальше поехали! У меня приказ от советника Коротнева, что коль сбежит арестант наш по дороге, то шума не учинять, а добраться до Тобольска и там в караульную часть доложить все как есть. Так что не шуми, а правь дальше. – И он, широко зевнув, натянул на глаза тулуп, давая понять, что разговор закончен.
– А кто шумит? Разве то шум? Шум будет, когда замерзнет парень или, хуже того, обглоданные косточки сыщут…
– Не твоего ума дело! – взъярился Яшка. – Твое дело кобылой править, так что давай, понужай.
– Да ты в своем уме, Яшка? Креста на тебе нет, не иначе.
– Я те не Яшка, а Яков Филиппович буду. И заруби это себе на носу. Не суйся не в свое дело, айда, поехали.
– Понятно… – задумчиво протянул Серафимыч, садясь в санки к Яшке спиной, – твоих рук дело выходит. Сам его, своими руками и столкнул с саней. Поди, еще обушком по башке тюкнул. Так дело было? Можешь не говорить, понял я твою натуру. Как же ты, иудина богомерзкая, жить дальше станешь? Как к батюшке под исповедь подойдешь?