– Пусть купит, – говорит Степан.
– Денег, говорит, счас нету, пенсия у его послезавтра… Вон, бедняга, мечется, приспичило ему бабу на старости лет…
– Седина в голову, а бес в ребро… – со смешком прибавляет кто-то из мужиков.
И опять следует взрыв смеха.
Гаврилыч – это сторож, старик лет семидесяти, заступивший на дежурство часа два назад. Видно, как в свете прожектора седой старик в камуфляжной робе перебегает от лодки к лодке, задерживаясь возле каждой из них какое-то время.
– Счас сюда примчится… Как пить дать! Там еще на тонь никто не ходил, он рыбы не найдет!!
На крыльцо выходит Танька – крепкая, дочерна загорелая бабенка лет тридцати, прижившая двоих детей от разных сожителей. Она из местных жителей, из ближайшей к лодочной стоянке слободки Комаровки. Добывать на пропитание таким способом – ее ремесло.
– Ну что, есть желающие? – спрашивает она. – Ну, смелее, пока я добрая!
– Счас Гаврилыч одолжит пару хвостов и прибегнеть к тебе…
В путину не до баб. Мужики грязные, потные, пропахшие рыбой, притом одетые в такую одежду, которую и долго скидывать, и долго потом надевать – болотные сапоги, портянки, комбинезоны, а то и резиновые костюмы, в которые влезаешь, как в спальный мешок. А под костюмом теплые кальсоны, свитер, а то и два, фланелевая рубаха, да сверху комбинезона еще куртка..
– Таньк, дашь за одного самца? – шутит один из мужиков.
Танька, тертая и битая жизнью, за словом в карман не лезет:
– За самца дам тебе… только понюхать!
Мужики хохочут.
– А за самку хорошую?
– Ну, если за хорошую, то дам… на полшишечки…
Мужики опять хохочут.
Танька уходит обратно в избенку, говоря:
– Надумает кто, так я жду…
Она возвращается в сторожку, отданную на это время в ее распоряжение. Здесь – сколоченный из досок топчан с тюфяком, застеленный простеньким, тоненьким одеяльцем, подушка. В углу – печка, на ней расставлены несколько закопченных кастрюль разного калибра. Чувствуется сильный запах рыбы, горкой сваленной у двери на полиэтиленовую пленку. На крошечном столике стоит одноконфорочная плитка, а на ней чайник, закопченный и знавший под своим днищем огни костров и печек. У столика расставлены два табурета, крошечные оконца.
– Гля, Гаврилыч к нам обратно дует! Не нашел он там «хвостов», я же говорил…
Гаврилыч подбегает к сторожке.
– Ребята, кто с рыбалки? А? Одолжите пару хвостов, ей-богу, отдам. Пенсию получу, деньгами отдам!
– Да нету, всю продали…
– А мы еще не ходили…
– Да я ж отдам, мужики! – умоляет он.
– Вон Степан с тоней пришел, у него проси…
– Степан, одолжи пару кетин, я восемь годов бабы не нюхал!.. Войди в положение, восемь годов его не чувствовал… Выручи, а?
Степан кряхтит, сопит, поднимает вверх брови в раздумье, закуривает еще одну сигарету – жаль расставаться