– Пхе! – недоумевая, Тэмучин хотел скрыть это. Он плеснул глоток кумыса в огонь, отпил из чаши и засмеялся так, что кончики усов западали в широко раскрытый рот, а на снеговой белизне зубов забликовало пламя очага.
Соратники тоже хохотали, и головы их отбрасывали тени, которые метались по стенам сурта, как колотушки для сбивания кумыса.
– Довольно веселиться! – успокоила их Ожулун. – Вы воины, а не весенние девицы! Замолчите!
И когда смех выдуло из сурта словно сквозняком, продолжала:
– Теперь, хан, мы сильны как никогда и нам нет нужды в кэрэитах – они готовы растерзать своих, как стая стервятников своего слабого! Пусть знают место – мы отдадим Ыбаху-хотун заслуженному воину Джаргытаю! Она коротка умом для своего нынешнего положения, для того, чтобы зваться хотун. Это будет осаживать и других своенравцев, их немало. Согласен?
Хан слышал, что со времен предков водился обычай дарить своих молодых жен отличившимся военачальникам, и относился к этому, как ребенок к сказке, а вот когда коснулось самого, то он стал раздваиваться. Так раздваивается человек между сном и явью.
«Уруты – люди суровые, – думал он. – Они зажмут кэрэитов, как лисица – мышь, и не дадут им разлохмачивать языки в бунтовских заговорах…»
– Что ты смотришь на меня, как ребенок, выклянчивающий вкусного сыру? Согласен, говори?
– А почему нет? Вы же без меня меня женить любите. Решили так решили…
– Ну вот! – светло улыбнулась Ожулун и оглядела своих любимцев. – Ты что-то хотела сказать, Борте?
Борте поняла ее:
– Ты забыла про Хулан!
Заговорили и Мухулай с Джэлмэ:
– Хулан забыла… Как же так? Хулан… Хулан…
Ожулун сокрушенно качала головой, обхватив ее руками:
– Да-да-да… Как же я так? Уж слушай все сразу, Тэмучин… Лучше все сразу сделать для благополучия своего народа… Не напрасно же Белый Всевышний Тэнгри поставил тебя ханом над этими бесчисленными родами… Ты подчинил себе мэркитов, а они многоноги и неразумны в гордыне. Привязать их накрепко можно только одной крепью.
– Опять жениться? – прищурился Тэмучин. – Может, уж на главе рода хаас мэркитов, на самом Дайыр-Усуне?
– Его дочери Хулан скоро семнадцать.
– Молодцы-ы-ы! – Тэмучин от бессилия смеялся сокрушенно, как бы поощряя неразумных, ну-ну, давайте-давайте. – То на старухе, то на внучке… Очнитесь!
Ожулун тоже смеялась, видя, что сопротивление Тэмучина – это всего лишь понятное желание сохранить лицо. Она гордилась умом и выдержкой сына.
– Хулан вырастет… Созреет, как бутончик.
Ей вторили тойоны:
– Войдет в пору… Красивая мэркитка… Звонкая, как струнка, мэркитка… мэркитка…
«…Кто они, эти мэркиты? Китайцы числят их среди монгольских племен,