После того как мы с Софи сбежали, мы целый год скрывались, прежде чем дело Эндрю дошло до суда. Мы жили в дешевых гостиницах по всей Британской Колумбии[8] на деньги, которые я занимала у Криса или добывала мелкими нелегальными заработками. Я не могла рисковать, чтобы он не нашел нас, пока находился под залогом. Мы даже несколько недель жили на границе Альберты[9]. Мне хотелось кричать всякий раз, когда Софи собирала свой маленький чемоданчик и спрашивала: «Мы снова переезжаем?»
Но еще тоскливей стало тогда, когда она перестала спрашивать и молча упаковывала свои вещи.
После того как Эндрю наконец вынесли приговор, паромом из Хорсшу-Бэй мы добрались до Догвуд-Бэй, сплоченной общины, обосновавшейся на холме с видом на океан. Я влюбилась в эти причудливые магазинчики и пабы в центре городка, откуда можно видеть темную синь океана и горы, раскинувшиеся на километрах побережья, чувствовать соленый привкус влаги в воздухе, а потом заказать краба, которого вытаскивают при тебе из воды, и смотреть, как садятся гидропланы, вздымая за собой пену.
Нам с Софи нужен был дом поближе к океану, причем недалеко от места жительства моей семьи. Единственный способ добраться до Догвуд-Бэй с материка – гидроплан или полуторачасовая паромная переправа. Мне казалось, что здесь мы будем счастливы. Что мы будем здесь в безопасности.
Я снова сажусь к Софи на пол. Она рисует, на лице ее спокойствие. Она, как и Эндрю, имеет привычку порой скрываться с глаз и часами не показываться. Отличие лишь в том, что она снова появляется, пританцовывая, с дружескими объятиями или расспросами, моргая, как будто выбралась из темной пещеры, и удивляясь, куда делось время.
– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.
– Папа… В ночь аварии. Ты правда думаешь, что он мог убить тебя, если бы нашел нас? – Она поворачивается, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Да, скорее всего, он бы попытался.
– Но почему же он сейчас хочет причинить тебе боль? Ты говорила, что он перестал пить. Он не трогал тебя, когда был трезв.
Мне казалось, что я правильно поступала, делясь с ней всеми подробностями жизни с Эндрю, но сейчас я глубоко об этом сожалею.
– Он не причинял мне физического вреда, когда был трезв, и да, это сложно понять, милая, но такое чувство, что пьянство было просто оправданием для него. Даже на трезвую голову он был ревнивым и жестоким, он угрожал расправиться со мной, если я когда-нибудь его оставлю. Я боялась его.
Я помню, как было сложно объяснить ей, что ее отец, будучи пьяным, попал в аварию, что погиб человек и что он сядет в тюрьму. Она все равно обращалась с просьбами навестить его, и не важно, сколько раз я повторяла, что тюрьма – это не самое безопасное место для девочки. Я ее очень хорошо ограждала от его пьянства, его ярости. Она знала его лишь как любящего отца и скучала по нему. В конце концов я сказала, что она может писать ему письма и рисовать что-нибудь для него,