приятно
.
И этот человек, что рядом, который мужского пола, чтобы крепко держал за руку, а потом, подняв руки к небу, показывал звезды и что-то объяснял: Большая Медведица, Малая Медведица, большая зайчиха, малая зайчиха, а вон там кротовая нора.
Вот об этом я мечтала в подростковом возрасте, когда мне было шестнадцать лет. Я лежала в своей комнате на диване синего цвета и смотрела на потолок, на котором были приклеены фосфорные звездочки. Я была либо одна, либо разговаривала по телефону с каким-нибудь парнем: с этим, с этим, потом с этим. И всегда при общении с теми молодыми людьми у меня возникали подобные мысли. Хотелось чего-то большого и настоящего.
В то же время, когда я общалась с ними по телефону, меня охватывала какая-то грусть. Почему-то я знала, что это не они…
Ну, то есть тот образ, который я видела в голове, они совсем под него не подходили…
– Я не знаю, что дальше говорить. Поверни меня на спину, пожалуйста.
Детство. Мне кажется, если человек не хочет туда вернуться – значит, в прошлом у него все было не ахти как. Либо наоборот – сейчас он счастлив, как моллюск во время прилива, и возвращаться назад – только оттягивать счастливые моменты своей будущей жизни.
Я застряла где-то посредине
. В моем детстве было много всякого: и хорошего, и плохого, хотя в памяти осталось больше хорошего. Да и где в России можно найти ребенка из девяностых с абсолютно радужным детством?
Хотя можно, вот мой муж рос как одуван. Он как гусь, с которого вода. Мог ходить по своему поселку и искренне удивляться: кто раскидал эти странные шприцы с иголками? Наверное, какой-то доктор обронил.
А также мог уверенно возражать своим друзьям, что дети появляются не от секса, а от поцелуев и что секс – странные выдумки озабоченных.
И так примерно до третьего класса, хотя это, разумеется, не плохо.
Мой Лешка, люблю его.
Я же с моими двоюродными братом Женей и сестрой Оксаной знали уже лет с пяти: что, где и когда. Мы были знатоками без хрустальной совы. Мы любили играть в доктора, в маму и папу и все такое.
А еще мы были бандой: крышевали беседки и песочницы, решали вопросы, завоевывая уважение местных детишек, и, как нам казалось в том возрасте, навечно застолбили железного оленя, покрашенного серебрянкой, который гордо стоял у нас во дворе и выполнял функцию нашего офиса.
Мое детство было очень насыщенным и даже немного криминальным: сплошные приключения, передряги и невероятные истории.
Еще в раннем возрасте, до школы, я осознала, что не буду ходить, и, насколько помню, приняла это спокойно. Вокруг меня бегали дети, а я сидела в детской коляске, и моя мама говорила: «Юля у нас не ходит, Юля болеет», а Женя ей отвечал:
– Тетя Рита, когда я вырасту, я не буду ни пить, ни курить, а буду Юльку на руках носить!
А начиналось все отлично. Я родилась здоровым ребенком и уже в одиннадцать месяцев начала вставать. Но после всего лишь одной прививки я перестала быть как все. Мама забила тревогу, когда увидела, что я больше не поднимаюсь на ноги, и только еще спустя какое-то время врачи признали: да, ребенок не будет ходить.
Когда стало известно, что я вырасту неполноценной, многие люди советовали моим родителям отказаться от меня и отдать в интернат, ведь ребенок-инвалид – сумасшедшая физическая и психологическая нагрузка, а на фоне перестроечных времен моим молодым родителям и вовсе пришлось несладко. Но время показало, что они справились, за что им от меня бесконечная благодарность.
К каким врачам меня только не водили, с ума сойти. Прогнозы были разные, но все с одинаковым финалом: я не доживу до двух лет, до пяти, до десяти, до тринадцати, до пятнадцати, до восемнадцати, до двадцати.
Но мама была будто в каске и до последнего не верила, что я не буду ходить, а уж о том, что я не доживу до трех лет, у нее и в мыслях не было! Да и какая мать будет об этом думать? Хотя моя каждую ночь проверяла, дышу я или нет.
В общем, мама продолжала меня возить по многочисленным диагностическим центрам и больницам разных городов. Мы ездили везде, куда можно было ездить в то время: Молдавия, Евпатория, Москва, Санкт-Петербург, Сыктывкар. Массажи, мануальные терапевты, народная медицина.
Мама относилась к моей болезни как к гриппу, который проходит, и считала, что меня можно поставить на ноги. Она не оставляла попытки и продолжала меня показывать специалистам в разных областях. Дело дошло даже до целительницы Джуны.
Чтобы к ней съездить, моим родителям пришлось, что называется, сначала купить что-нибудь ненужное, а потом продать что-нибудь ненужное и еще много чего нужного, ведь денег не было совсем.
Мы приехали к ней утром. Но сначала нас приняла ее администратор, которая решала: стоит ли отправлять посетителя к Джуне или нет. В моей медицинской карте было написано, что я начала ходить в одиннадцать месяцев, но она почему-то прочитала эту цифру, как римскую двойку,