– Позвольте мне, ваше высокородие, – предложил свои услуги Деревянко.
– Ты теперь стой и молчи, а когда прикажут, то полезай, – шёпотом произнёс исправник.
Старшина, осенив себя крёстным знамением, полез, нагнувшись, в овин и опустился в ямку перед печкой.
Исправник нагнулся в отверстие и тихо спросил:
– Ну, что?
– Ничего, полезайте, – ответил он.
Семён Иванович всё-таки раздумал спуститься, а послал вперёд своего рассыльного и только после него осторожно скрылся в овине.
Ощупью вылез старшина из ямы на небольшую площадку овина, крытого тоненькими, уже на половину сгнившими досками, между которыми в щели пробивался свет. Семен Иванович и рассыльный последовали за ним и уселись там.
В это время дождь перестал, но сквозь решётчатую крышу всё-таки просачивались оставшиеся на ней капли и беспокоили исправника, падая на его плечи, отчего он поминутно отряхивался. Молча сидели они под этой крышей; Семён Иванович даже не осмеливался закурить папироску; он чувствовал себя как-то неловко; в голове его роились мысли, что если Чуркин узнает об их здесь присутствии, то дело будет табак. Точно также трусил и старшина, только один Деревянко был спокоен и от утомления клевал носом, сон одолевал его. В таком положении им пришлось просидеть около двух часов, пока не проглянула на востоке утренняя зорька.
Начало рассветать. Небо очистилось от туч, в лесу послышалось чириканье птичек, запели и петухи в деревне. Когда совершенно рассвело, исправник не вытерпел и закурил папироску.
– Ваше высокоблагородие, дымок-то, пожалуй, пойдёт сквозь крышу, могут и заметить его, тихонько произнёс старшина.
– Ну, теперь ещё все спят, кому заметить? – ответил Семён Иваныч, поглядывая в щель крыши, почти сравнявшейся с землёй.
– Оно так, всё-таки, надо быть нам поосторожнее.
Исправник взглянул на часы, – было половина четвертого.
Глаза засевших в овине людей были устремлены в щели крыши, на дорогу, идущую из деревни Ляховой, которая вилась лентой по задворкам, но никого на ней не показывалось. Проснулась деревня, задымились печные трубы, на улице появились бабы с коромыслами и потянулись к речке за водой.
В одном из концов деревни послышался рожок пастуха, скот выгнали в поле, и деревня снова утихла.
Время все шло. Исправник горел нетерпением, в ожидании появления Чуркина, курил папиросы и по временам перекидывался замечаниями с волостным старшиною. Из задних ворот дома Чуркина вышла какая-то старушка и направила шаги свои к овину. Её заметил Деревянко и, толкнув локтем старшину, сказал ему на ухо:
– Баба к нам идет!
Исправник переглянулся с старшиною, у обоих застучало сердце.
– Шабаш, всё потеряно, – шепнул исправник.
Старшина покачал головой; но испуг был напрасный, – старушка миновала овин и пошла в поле, постояла недолго за овином,