– Но тут все было правильно. Потому что ты лучше всех подходил на эту должность, – возразила я.
Эд лишь рассмеялся.
Я тогда не сказала, что Мейм могла отказать ему по еще одной причине. У Розы на свадьбе она сообщила мне, что влюблена в одного человека, что ждет его, но имени пока не скажет.
– Потому что он… хм-м… связан еще с кем-то? – поинтересовалась тогда я.
Да простит меня Господь – я надеялась, что она скажет «да». Тогда она бы немного разделила со мной терзавшее меня чувство вины.
– Ты имеешь в виду, что он женат? – спросила она. – Нет, ничего такого, просто у него есть кое-какие обязательства перед его семьей.
С тех пор мы с Розой и Мейм больше не говорили между собой так свободно, как в прежние времена. Мейм теперь жила вместе с Розой и Джоном, а я высокой стеной отгородила от них важную часть своей жизни.
Я следила за каждым своим словом. На третьем году наших с Тимом отношений меня так переполнял стыд, что я в конце концов заявила ему: довольно, между нами все кончено. Он разыграл из себя настоящего джентльмена и сказал, что, конечно, не вопрос, если я действительно этого хочу. Но потом начал говорить, как его тянет ко мне, что, возможно, он даже, к своему немалому удивлению, влюбился в меня и хочет на мне жениться.
– У Долли неважно со здоровьем, – добавил он. – У нее всегда было слабое сердце. До шестидесяти она не дотянет.
Затем он начал намекать, что станет наследником Долли по ее завещанию. Сказал, что знает, деньги для меня не главное, но для нас это будет очень удобно. Он сможет хорошо обеспечить своих детей. Кончилось тем, что он закрыл лицо руками и разрыдался. А я подумала: «Этот здоровый увалень влюбился впервые в жизни». В общем, мы помирились. Что касается занятий любовью, то я поначалу мало что умела, но Тиму нравилось учить меня. У него было терпение – воспитанное, вероятно, во время тренировок скакунов. Удивительно, как я в этом поднаторела. Злая фея могла быть довольна собой, поскольку овладела мною целиком.
Еще через два года после этого, 18 апреля 1909-го, на свой тридцатый день рождения, мне вдруг захотелось ребенка. Внезапно я осознала, что не могу больше ждать. Не то чтобы этот возраст был критическим – женщины в Бриджпорте рожали, и когда им было уже под сорок, – однако я, к удивлению, испытывала непреодолимое желание держать на руках собственное дитя. Я думала, что, воспитывая Агнеллу, удовлетворила это чувство раз и навсегда, что она выйдет замуж и будет водить ко мне своих детей. Массу славных детишек, которых я вволю потискаю и отошлю домой.
Но в семнадцать лет Агнелла присоединилась к благотворительному ордену Сестер Пресвятой Девы Марии в Дубьюке, штат Айова. Генриетта была на седьмом небе от счастья. Вся семья поздравляла их.
– Твоя мама очень гордилась бы этим, да и бабушка Онора была бы довольна, – сказала