Когда Эшли внезапно отпустил ее, Скарлетт ощутила такую слабость в коленях, что пришлось ухватиться за изгородь. Она подняла к нему пылающий любовью и торжеством взгляд.
– Ведь ты любишь меня! Любишь! Скажи, признайся мне!
Его руки все еще лежали на ее плечах, она чувствовала, как они дрожат, и упивалась этой дрожью. Она страстно потянулась к нему, но он удержал ее на расстоянии, замкнутость исчезла из его глаз, сменившись борьбой и отчаянием.
– Нет! – сказал Эшли. – Не надо. Не говори ничего, а не то я возьму тебя прямо здесь, сейчас.
Она улыбнулась в ответ горячей и страстной улыбкой, позабыв обо всем на свете, и лишь его поцелуй по-прежнему горел на ее губах.
Вдруг Эшли принялся трясти ее и тряс до тех пор, пока черные волосы не рассыпались у нее по плечам, тряс, словно обезумев от гнева на нее… и на самого себя.
– Мы не сделаем этого! – воскликнул он. – Говорю тебе, мы этого не сделаем!
Ей показалось, что он сломает ей шею, если тряхнет еще раз. Волосы падали ей на глаза, она стояла как оглушенная. Потом она вырвалась из его рук и пристально посмотрела на него. На лбу у него проступили капельки пота, руки сжались в кулаки, как в приступе боли. Взгляд его серых глаз пронзил ее насквозь.
– Ты ни в чем не виновата, это все моя вина, и это больше не повторится: я заберу Мелани и ребенка и уеду.
– Уедешь? – с болью вскрикнула Скарлетт. – О нет!
– Да, клянусь богом! Неужели ты думаешь, что я останусь… после всего, что здесь случилось? Ведь это может случиться опять…
– Но, Эшли, ты не можешь просто взять и уехать. С какой стати тебе уезжать? Ты любишь меня…
– Хочешь, чтобы я это сказал? Хорошо, я скажу. Я люблю тебя.
Он стремительно наклонился к ней с такой свирепостью, что она отпрянула к ограде.
– Я люблю тебя, люблю твое бесстрашие и упрямство, твою страстность и безжалостный эгоизм. Хочешь знать, как сильно я тебя люблю? Люблю так, что минуту назад я чуть было не пренебрег гостеприимством дома, который дал кров мне и моей семье, чуть не позабыл, что у меня самая лучшая жена, о какой только можно мечтать… Я люблю тебя так сильно, что готов был овладеть тобой прямо здесь, в грязи, как…
Скарлетт пыталась разобраться в хаосе мыслей, ее сердце пронзила холодная боль, будто в него воткнули сосульку. Запинаясь, она сказала:
– Если ты так хотел меня и не взял, значит… значит, ты меня не любишь.
– Ты никогда меня не поймешь.
Они молча смотрели друг на друга. Внезапно Скарлетт пробрал озноб. Будто возвратясь из далекого путешествия, она заметила, что стоит зима, голые поля щетинятся жнивьем; ей вдруг стало очень холодно. Еще она увидела, как на лице Эшли вновь появилось столь хорошо ей знакомое отчужденное выражение: от него тоже сквозило холодом, болью и раскаянием.
Она хотела повернуться и уйти, спрятаться