Сознание Мелиота тотчас возвратилось в реальность. Почувствовав тепло женского тела, его трепет и аромат, ощутив на своих губах нектар страстных женских уст, Мелиот прислушался к себе и нашёл в своём теле что-то новое, ранее неведомое и щемяще сладкое. К недавнему окостенению Мелиота прибавилось осознанное онемение. Страстное желание Анастасии немедленно познать полную любовь любимого мужчины на ещё не остывших шелках своего ложа передалось и ему. Ошалев от её медовых губ и аромата постели, витающего в спальне, Мелиот подхватил графиню на руки и, не говоря ни слова, сделал шаг в сторону ложа, несущего к его ноздрям пьянящий запах тела любимой женщины.
Бережно, как хрупкую вазу, уложив Анастасию на ложе, Мелиот склонился над ней, взял в ладони её миленькую головку и стал медленно приближать губы к её губам, жаждущим влиться и раствориться во всей сути любимого человека. С замиранием своего женского начала Анастасия ждала мига слияния с милым человеком, сердце громко било в груди, отчего ей казалось, что оно вот-вот вырвется и растворится в теле любимого, но миг тянулся вечностью. В порыве страсти и в стремлении приблизить сладостный миг как можно быстрее, Анастасия резко притянула к себе Мелиота и вжалась в него.
Наркотический запах её тела всё более возбуждал молодого мужчину и вот, когда губы их соприкоснулись, что-то больно кольнуло Мелиота в сердце, и эта боль сбросила с него чары графини.
Отпрянув от ложа, Мелиот смотрел на мгновенно сникшую Анастасию и видел в её глазах испуганные глаза Русаны.
Долго тянулись секунды обоюдного молчания, но как бы ни были они длинны, в облике Русаны, вставшей перед глазами Мелиота, они нашли свой конец.
Остановившимся взглядом смотрела Анастасия на Мелиота и, не понимая причину его неожиданно вспыхнувшей холодности, стыдливо натягивала одеяло на вдруг сжавшееся в комочек тело.
Эгоист, как и все мужчины, будь они даже из самого высочайше развитого общества, Мелиот не вошёл в состояние Анастасии, думая лишь только о себе, он полагал, что и все вокруг должны думать только о нём и сочувствовать только ему.
– Анастасия Кирилловна, прошу, позвольте мне надеть платье графа Тушина, и я покину ваш дом, – изрёк он, не понимая, что этими словами ещё больше ранит её душу.
– Всей прислуге я не в состоянии закрыть рот и, зная наперёд, что во многих домах не буду принята, а кое-где и осмеяна, сознательно решаюсь на разрыв с бомондом. И поверьте, милый Мелиот, я готова на всё и ко всему, лишь бы быть рядом с вами. Быть даже там, откуда вы проникли в мою постель! – затушив