«Их имена, относящиеся почти исключительно к прошедшему столетию, конечно, ничего не говорят людям, незнакомым с историей Валаама… А если бы они были широко обнародованы, вызвали бы массу подражаний, кто как мог бы, конечно, уподобиться этим великим героям духовным. О таком опубликовании следовало бы, очень следовало бы позаботиться не ради самих подвижников, которые вовсе не нуждаются, разумеется, в людском их прославлении, а ради – повторяю – того благотворного влияния, какое их высокая жизнь могла бы оказать и оказала бы на массу народную. Ей обычно суют разные глупые просветители биографии безмозглых Марксов, Прудонов, Бебелей, Каутских, Лафаргов, Кропоткиных и т. п. с придачей пресловутых Толстых, Михайловских и пр. Хорошему, – нечего сказать, – научат да уже и научили эти господа! А биографии Валаамских подвижников научили бы только добру, любви христианской, терпению, воздержанию, прощению, нестяжательности, трудолюбию, терпению, послушанию… И жизнь “мирская” в конце концов устроилась бы совсем иначе, бесконечно лучше. Легче всем бы и дышалось. Не знали бы хулиганства и людского озверения. Ложь не была бы возведена даже в принцип в жидовских и жидовствующих листках и изданиях».
В этом высказывании мы позволили бы не согласиться лишь с утверждением насчет подвижников «исключительно прошедшего столетия». Как заметил святитель Игнатий (Брянчанинов): «Во все исторические просветы, в которые от времени до времени проявляется существование Валаамского монастыря, видно, что иноки его проводили жизнь самую строгую…»
И примером этому, прежде всего, сам Дамаскин…
Семь лет спасался в пустыни инок Дамаскин.
Сорок лет учил спасаться других… Он шел по пути, проложенному апостолом Андреем Первозванным, преподобными Сергием и Германом Валаамскими, Авраамием Ростовским, Арсением Коневским, Корнилием Палеостровским, Савватием и Германом Соловецкими, Александром Свирским, Адрианом Ондрусовским, Афанасием Сяндемским, Германом Аляскинским…
Вместе с их голосами и его голос звучал в разносящемся по окрестным странам звоне большого Апостольского колокола…
Глава пятая
Когда всматриваешься в схожее твердостью со скалами валаамского архипелага лицо Дамаскина, когда знакомишься со свидетельствами его жизни, прежде всего поражает абсолютное отречение от своей воли, которое всегда присутствовало в игумене.
Монастырский биограф называет Дамаскина – Иовом XIX века. Он имеет в виду библейского Иова. Если бы ему было известно о том, что первый русский патриарх и нынешний настоятель Валаамского монастыря – земляки, он бы лишь укрепился в своем сравнении.
«Смирение и самоотречение воли о. Игумена Дамаскина были поистине замечательны. Сделавшись настоятелем первоклассного монастыря, игуменом Валаамской обители, мощным главою ее, о. Дамаскин ничем себя не выделяет от братии монастырской. Вместе с братией ходит за общую трапезу, довольствуется общею братскою