– Почему ты хотел, чтобы я это прочитала?
– Просто подумал, что, может, ты заинтересуешься.
– Заинтересуюсь возможностью оценить мои картины?
– Не все, конечно. Картины Лоренса Стерна.
– Чтобы застраховать? – ровным голосом спросила Пенелопа.
– Ну, если угодно. Я не знаю, на какую сумму они у тебя застрахованы. Но имей в виду, сейчас пик рынка. На днях Милле был продан за восемьсот тысяч.
– Но у меня нет Милле.
– А ты… не склонна продать?..
– Продать?! Картины моего отца?
– Не «Собирателей ракушек», понятное дело. Но, может быть, панно?
– Они не окончены. И, наверное, ничего не стоят.
– Это ты так думаешь. Потому-то и надо обратиться к оценщику. Прямо сейчас. Если ты будешь знать их цену, ты, может быть, передумаешь. В конце-то концов, они висят на лестнице, кто их видит? Ты сама-то, наверное, на них не смотришь никогда. И даже не заметишь их отсутствия.
– Откуда ты знаешь, замечу я их отсутствие или нет?
Он пожал плечами:
– Нетрудно догадаться. Работа посредственная, сюжет тошнотворный.
– Если эти панно тебе так не нравятся, хорошо, что ты больше не живешь там, где они могут тебе досаждать. – Пенелопа отвернулась от сына. – Амабель, милочка, может быть, еще чашечку чаю?
Ноэль знал: когда мать начинает говорить высокомерным ледяным тоном, значит терпение ее на пределе и с минуты на минуту может последовать взрыв. Дальнейшие уговоры принесут больше вреда, чем пользы, они будут только подпитывать ее упрямство. Но, по крайней мере, ему удалось заговорить с ней на эту тему и заронить, так сказать, нужные семена. Потом, оставшись одна, она еще поразмыслит и, вполне возможно, примет его точку зрения. Поэтому Ноэль с обворожительной улыбкой, сделав на полном ходу поворот кругом, поспешил признать себя побежденным:
– Ладно. Твоя взяла. Не будем больше об этом.
Поставив чашку, он сдвинул манжету и взглянул на часы.
– Ты торопишься?
– Особенно рассиживаться, конечно, некогда. До Лондона путь неблизкий, и пробки на дорогах будут кошмарные. Да, ма, ты не знаешь, моя ракетка наверху? У меня назначена игра, а я нигде не могу ее найти.
– Не знаю, – ответила Пенелопа, радуясь перемене темы. Комнатка Ноэля на втором этаже была забита коробками и чемоданами с его одеждой, а также разным спортинвентарем, но сам Ноэль заглядывал туда редко. Он вообще почти никогда не оставался ночевать у матери в Глостершире, и Пенелопа не имела представления, что и где там лежит. – Может быть, поднимешься и взглянешь?
– Да, пожалуй. – Он разогнул длинные ноги, встал. – Я быстро.
Слышно было, как он поднимается по лестнице. Амабель опять украдкой зевнула. Она уныло сидела на диване, похожая на скорбную русалку.
– Вы давно знакомы с Ноэлем? – обратилась к ней Пенелопа нарочито светским тоном.
– Месяца три.
– А живете вы в Лондоне?
– Родители