– Мамочка?
– До чего глупо. Мне как-то немного не по себе.
– Может быть, глоток коньяка?
Пенелопа слабо улыбнулась, закрыла глаза.
– Прекрасная мысль.
– Сейчас принесу.
– Он стоит в…
– Я знаю, где он стоит. – Оливия скинула свою сумку на пол, пододвинула скамейку. – Положи сюда ноги… сиди и не двигайся… я сейчас, в одно мгновение.
Бутылка с коньяком стояла в буфете в столовой. Оливия достала ее, принесла в кухню, наполнила две лекарственные рюмки. Рука у нее дрожала. Горлышко бутылки звякнуло о край рюмки. Несколько капель пролилось на стол. Но это не имело значения. Ничего сейчас не имело значения, кроме мамочки и ее ненадежного сердца. Только бы не еще один инфаркт! Господи, только бы у нее не было еще одного инфаркта! С двумя рюмками Оливия вернулась в зимний сад.
– Вот.
Она вложила рюмку в руку матери. Обе молча сделали по нескольку глотков. От неразбавленного коньяка сразу стало теплее и покойнее. Пенелопа слабо улыбнулась:
– Как ты думаешь, это старческая слабость – когда вдруг во что бы то ни стало нужно немедленно выпить глоток спиртного?
– Вовсе нет. Мне тоже нужно было выпить.
– Бедняжка моя. – Пенелопа отпила еще. Цвет возвращался к ее щекам. – Ну вот. А теперь расскажи мне все сначала.
Оливия рассказала. Хотя рассказывать-то было почти нечего.
– Ты его любила, – сказала Пенелопа, когда она замолчала, не спрашивая, а утверждая.
– Да. За тот год он стал частью меня. Он оказал на меня такое сильное влияние, как никто за всю жизнь.
– Тебе надо было выйти за него замуж.
– Он этого и хотел. Но я не могла, мамочка, понимаешь? Не могла.
– Очень жаль.
– Не жалей. Мне так лучше.
Пенелопа кивнула, соглашаясь.
– А как Антония? Что с ней? Бедная девочка. Она присутствовала при этом?
– Да.
– Что с ней будет? Останется жить на Ивисе?
– Нет. Это невозможно. Дом не был собственностью Космо. Антонии негде жить. Ее мать вышла замуж, живет на севере. И по-видимому, средств у нее нет.
– Что же Антония собирается делать?
– Возвращается в Англию. На той неделе. В Лондон. Пару дней погостит у меня. Хочет устроиться на работу.
– Но она еще так молода. Сколько ей теперь?
– Восемнадцать. Уже не ребенок.
– Девочкой она была такая обаятельная.
– Ты хотела бы с ней повидаться?
– Даже очень.
– А ты бы… – Оливия отпила еще глоток коньяка. Он обжег горло, разлился теплом в желудке, прибавил ей силы и храбрости. – Ты не хочешь, чтобы она погостила у тебя? Пожила бы месяц или два?
– Почему ты спрашиваешь?
– По нескольким причинам. Во-первых, я думаю, Антонии понадобится время, чтобы собраться с мыслями, осмотреться и решить, чем ей в жизни заняться. А во-вторых, Нэнси не дает мне покоя, говорит, что доктора не велят тебе после