Двигатель заглох совсем. Петренко уже не мог завести его. В открытый башенный люк, как в трубу, потянулся жирный дым.
Из-за холма выползли высокие танки с крестами на башнях. Они не походили ни на ТГ-III, ни на T-IV. Лишь приглядевшись внимательней, Павел понял, что это английские «матильды», видимо захваченные немцами под Дюнкерком в сороковом году. Им ничего не стоило добить горящую, потерявшую ход машину. Но танки имели какую-то другую задачу. На большой скорости, взбивая черную пыль, они прошли мимо. Клевцов не знал, что Самвелян попытался выручить его, послав роту тридцатьчетверок, и это им навстречу ринулись «матильды».
С сиплым свистом красную полутьму прорезало крутящееся штопором огненное жало. Оно впилось в казенник орудия, рассыпалось искрами. Вскрикнул от боли Нетудыхата. Овчинников попытался помочь заряжающему, но что он мог сделать с перебитой рукой?!
– Всем вниз, прижаться к днищу! – скомандовал Павел. – Леша, открой лобовой!
С глухим лязгом откинулся тяжелый лобовой люк. Свежий воздух ворвался в машину, оттеснил дым и огонь, но ненадолго. Скоро пожар окреп, стало жарче.
Задыхаясь, кашляя, обжигая окровавленные руки о раскаленный металл, Павел переместился к правому борту – там было немного прохладней. Голова работала четко и трезво, как всегда в критических ситуациях. Все действия его теперь подчинялись одной цели – рассмотреть таинственные огненные струи, прожигающие броню как воск. В моторном отделении гудело пламя. В надежде, что его услышат, Павел крикнул:
– Приказываю всем покинуть танк! Хоть один из нас любой ценой должен добраться до штаба. Доложить: наши танки гибнут не от мин. Они горят от особых снарядов. Посылает их не пушка, а какое-то легкое приспособление. Справляется, кажется, один пехотинец. Слышали меня? Пошли!
Подхватив здоровой рукой тяжелораненого Муралиева, Овчинников полез в передний люк, но по броне зазвенели пули. Немцы держали этот люк под прицелом.
– Давай через десантный!
Павел решил уходить последним. Ему еще и еще раз хотелось взглянуть на действие дьявольских снарядов. Вращающиеся ослепляющие жала пронзали броню, рассекали дымную мглу, взрывались в бушующем огне. Тот, кто бил по танку, теперь не торопился, наслаждался стрельбой, словно бил по удобной мишени в тире. Павел лег на спину, не мигая смотрел на яркие звездочки горящего металла. Одежда дымилась. На лице запекся кровавый сгусток. Из рваной раны в груди со свистом вырывался воздух. Павел в горячке не заметил, когда его ранило. Боли он не ощущал. Петренко вынул лобовой пулемет, взял сошки к нему, сумку с дисками, крикнул Павлу:
– Ползите к люку, я помогу!
Но Павел молчал. Леша опустился в узкое отверстие, ухватил его за плечи, подтянул к люку. Голова повисла над землей. Прохладный воздух вернул сознание. Павел разжал веки, огляделся. Прижавшись к опорным каткам, отстреливался из автомата Овчинников. Рядом лежали неподвижные Муралиев и Нетудыхата.
«Мне надо выжить и все рассказать, – подумал Клевцов. – Выжить и рассказать, а там…» Он