– И вы меня пригласили, чтобы рассказать вот эти ваши предположения? Зачем?
– Нет. Я вас пригласила, чтобы предупредить. Вы слишком заигрались с девочкой. Уже давно надо было продемонстрировать ей, что это такое – здоровая мужская похоть, вызвав тем самым либо сопротивление, либо ее согласие, а не подавлять свою и ее сексуальную энергию видимостью простого отцовского обожания. Вы не стали с нею близки, поэтому нет никакой надежды на ее сострадание или жалость. Ваша участь решена. Водички?
– Нет, спасибо, это у меня нервное… Я ничего не понимаю. Если Алиса не собирается меня убивать, о чем вы все время предупреждаете?
– Собирается и еще как собирается! И сделает она это, как и в случае с хирургом – совершенно безнаказанно, иначе игра будет несостоятельной. В конце игры должен быть приз либо чувство удовлетворения, а не наказание за содеянное. Это же вы внушали ей с десяти лет, что все человеческие поступки – это только игры. «Ребенок – Взрослый – Дитя» – она хорошо это усвоила. Вы самонадеянно решили, что самая интересная книжка для десятилетней девочки на ночь – это «Игры, в которые играют люди» Берна?! Поздравляю. Вы – следующий.
– Следующий?..
– Хирург, по мнению Алисы, был виноват в смерти тети Ираиды и матери. А вы убили тетю Леонидию. Бедная, бедная Леони, так, кажется, ее называла Алиса? Куда же вы, Гадамер? Подождите, я могу вам помочь, меня не интересует убийство Леони, да подождите же, черт бы вас побрал, ну вот… Порвала колготки. Сеанс… Импульсивный идиот! Сеанс окончен в шестнадцать сорок».
Отчим ворвался в квартиру слишком рано для его обычных приходов – в шестом часу, бросился в кухню, стал рыться в шкафах и ронять посуду на пол. Забравшись в стол, он разбил две тарелки и мою кофейную чашку. Я завопила что есть мочи, собирая осколки чашки, кореец нервно извинился и потребовал поставить на стол все высокие бокалы для сока. Я оттеснила его от стола и предложила разбить супницу, а бокалы не трогать, все равно это смешно – переливать суп из кастрюли в супницу, а потом – из супницы в тарелку. Но ему потребовались именно бокалы! Принюхавшись и не обнаружив запаха спиртного, я спросила, где он был. Оказывается, на сеансе у Пенелопы. «Полтора часа идиотского бреда», – так он это назвал. Мне бы научиться за полтора часа трепа доводить взрослого мужчину до такого исступления! Достала бокалы. Отчим выстроил их в ряд, два раза пересчитал, поменял местами, опять посчитал. Считай, не считай – бокалов всего четыре. Жалобно заявил, что должен быть еще один бокал. Именно он ему и нужен. Ну, Пенелопа, я тебе это припомню! Нет бокала, нет его, и все! Как это – все? Разбили. Давно. Леони разбила или он сам. Ах, он не помнит, чтобы разбивал бокал? Это было в прошлый Новый год, напился и разбил! Ладно, ошибочка вышла, в прошлый Новый год мы были в его родовом гнезде, под Тверью, там другие бокалы. Значит, в позапрошлом. Хорошо-хорошо, я сознаюсь, это я разбила нечаянно бокал, и если он не перестанет орать, разобью остальные четыре!
После такого заявления отчим посмотрел на меня взглядом удава, оценивающего размеры