– Не думаю. В Москве побоятся, что в ответ мы уберем Сталина. Но обсуждать эту тему пока что не имеет смысла. Зато интересует другое: понятно, что самолет прислали за Беркутом, но почему в нем оказался ты, сержант? Неужели тебя Москва тоже затребовала, вместе с капитаном?
– Меня не затребовала, темнить по этому поводу не стану. И даже когда Беркут попросил, чтобы мне разрешили сесть в самолет, кто-то там в Москве запретил, мол, кто он такой, этот сержант Крамарчук? И вот тогда Беркут показал, что он не кто-нибудь, а действительно…Беркут. Он послал их всех к черту и приказал: «Садись в самолет, сержант. В Москве я сам разберусь, что к чему». И настоял на том, чтобы действительно сел, хотя я не хотел подводить его.
Слушая, его Штубер одобрительно и в то же время задумчиво кивал головой.
– Не зря Беркут немного напоминает мне Отто Скорцени, нашего первого диверсанта рейха, – молвил он, когда Крамарчук завершил свой рассказ. – Впрочем, вряд ли вы слышали о таком.
– О том, который похитил Муссолини? Почему же, слышал. Беркут рассказывал, потому что сам интересуется этим диверсантом.
– Неужели интересуется?
– Очевидно, хочет знать, как работают германские коллеги.
– Вот видите, как много у нас тем для разговора, – остался доволен такой информированностью Штубер. – Кстати, где вы базировались? – с явной усталостью в голосе поинтересовался он.
– На Лазорковой пустоши. Можешь пойти убедиться.
– Значит, остальных партизан там уже нет? – задумчиво проговорил Штубер, поняв, почему партизан так охотно назвал место базирования. – Интересно, как Беркуту удалось спастись? Ну, говори-говори…
– Зачем тебе такие подробности?
– Только затем, что по-человечески интересно. Своему командиру этим рассказом ты уже все равно не навредишь.
– Задушевный ты весь какой-то, эсэс, – болезненно улыбнулся Крамарчук. Он говорил, с трудом шевеля распухшими губами.
– Слушай, сержант, ты храбрый парень, которого я запомнил еще по доту. Я не требую от тебя никаких тайн. Да и какие у тебя могут быть тайны? Но то, что знаешь о спасении Беркута, ты мне все же выложишь. Иначе тебя будут пытать так, как не пытали до тебя никого и никогда. Даже во времена инквизиции. – Штубер произнес это спокойно, почти сочувственно.
Да Крамарчук и сам понимал, что барону только для того и понадобилось оттягивать казнь, что появилась необходимость с пытками выведать у него подробности побега Беркута.
– Как ты проверишь, всю правду я сказал или нет?
– Душу выверну. Так что не надо торговаться со мной, сержант, – отчаянно повел подбородком барон. – И отмалчиваться тоже не советую.
Вместо ответа Крамарчук лишь устало посмотрел на него сквозь припухшие веки, приказал полицаю-конвоиру: «Заводи уже, аккурат!» и, не ожидая распоряжения, направился к зданию полиции.
5
Всем,