Горячая волна неизвестной доселе жалости и стыда накрыла меня.
– Прости, Ефим Михайлович, – пробормотал я.
– Да что там, это горе в тебе бродит, выхода ищет.
Я нащупал дверную ручку, вошел в дом. Снова сели за стол. Все молча смотрели на меня. Галстук Ефима Михайловича сиротливо висел на боку, из-под воротника рубашки высунулась засаленная, в узлах резинка.
Мне стало противно и стыдно за себя. Они были рядом с матерью, плохо ли, хорошо ли, но что-то делали для нее и последний долг отдали, и вот сейчас не уехали, как другие, а сидят рядом со мной, хотят чем-то помочь. Спасибо и на том.
– Что молчишь, Степа? – спросил Ефим Михайлович. – Ты старший, как скажешь, так и будет.
– Ребятишки останутся со мной, – сказал я.
– Зачем тебе, молодому, такая обуза? – коротко вздохнула Фрося. – Ты сейчас герой, все можешь! А потом что запоешь? От родных детей отцы бегают, алименты платят, а ты сам в петлю лезешь.
– Помолчи, Фрося, – остановил ее Ефим Михайлович. – Еще раз узнаю в тебе отца, царство ему небесное. Но подумай хорошенько. Улетишь в рейс, кто за ребятишками смотреть будет? Может быть, их в этот… как это сейчас называется? – Ефим Михайлович с опаской посмотрел на меня, не решаясь сказать.
– Интернат, – подсказала Фрося.
– Вот, вот. Обуты будут, одеты, накормлены…
– Нет, я уже все решил. В городе у меня есть комната. Поживу пока у Зинаиды Мироновны, а там видно будет, может, аэропорт квартиру даст.
– Костя у вас крученый, ох и крученый! Трудно тебе с ним будет, – сказала Фрося, тыкая вилкой в блин.
– Вот что, Степа, – вдруг заговорила тетя Надя. – Мы тебя не принуждаем. Добра тебе все хотят. Давай так: Наташку я себе заберу. Куда ты с ней денешься, мала еще? Пусть у меня пока поживет. Где пятеро, там и для шестой место найдется. Сейчас не война, жить можно. Захочешь взять обратно – воля твоя. Федор у меня неплохо зарабатывает – три сотни выходит.
– А Вера с нами жить будет, чего уж там, потеснимся как-нибудь, – решилась Фрося.
«Чтоб она тебе полы мыла», – подумал я.
Ефим Михайлович тяжко вздохнул, покрутил головой, оглядел потолок, стены, постучал ногой по половице. Деловито нахмурился.
– С домом как порешишь?
– Продам, зачем он мне.
– Старенький дом, за участок могут две сотни дать, а дом на дрова.
– Отремонтировать, жить можно, – возразил я.
– Конечно, все можно, – подтвердил Ефим Михайлович, – только деньги на все нужны. Сейчас в город все уезжают, заколачивают дома и уезжают. Помнишь, как вам этот дом достался?
Я молча кивнул головой, вспомнив все сразу.
Рядом