Ирина искренне обрадовалась гостям и, по русскому обычаю, тут же усадила их за стол. Арсений вначале чувствовал себя неловко, но рюмка хорошего коньяка и чай с булочками привели его в расслабленное состояние. Он вдруг почувствовал, что всей душой тяготеет к домашнему уюту. Ему хотелось любви и женской ласки. Он знал, что готов отдать всю нерастраченную и глубоко упрятанную под броней внешней невозмутимости мужскую нежность этой голубоглазой женщине, которая о чем-то спрашивала его. Он отвечал невпопад. Его словно окутала теплая облачная пелена, ему никуда не хотелось уходить из этой уютной квартиры. Внезапно Сеня почувствовал, что смертельно устал от постоянного ощущения близкой смертельной опасности, грубости, неустроенности походной жизни и одиночества.
У Ирины не было пианино, но зато она прекрасно играла на гитаре. Приятным бархатистым голосом женщина исполняла старинные романсы и народные песни. Сеня и Варя, как могли, подпевали ей. Ранние зимние сумерки заставили Варю поспешно засобираться домой. Сеня оделся, чтобы проводить ее. Ирина тоже решила прогуляться с ними по морозцу, дабы подышать перед сном свежим воздухом. Варин дом был на другом конце города, и Арсений кликнул извозчика. Резвая лошадка помчала расписанные аляповатыми узорами санки по скрипучему обледеневшему насту. В окнах домов зажигались огоньки. Люди спешили под родной кров, а его-то у Сени не было. Однако он не подавал виду, шутил и весело смеялся с Варей и Ириной.
– Зайдете к нам? – спросила Варя, когда они подъехали к дому.
– Нет, нет, я не могу, – запротестовал Арсений. Он понимал, что ребят может встревожить его долгая отлучка. Правда, Гриша Лапин видел, как его друг встретил возле цирка девушку. Он не стал смущать товарища и, подмигнув Сене, юркнул в толпу.
– Жаль, – вздохнула Варя, – Гена часто вспоминает о тебе. Да и папа говорит, что так и не смог найти такого толкового и честного помощника, как ты.
И тут душа у Арсения дрогнула, и он, махнув рукой, заявил:
– Пойдем, только ненадолго, а то нагорит мне за опоздание.
Скрипучие ступени привели его в комнату Геннадия. Обложенный подушками парень лежал на кровати, лицо его было бледным, а на лбу выступила испарина. Он обрадовался старому другу и долго тряс его руку.
– Что же ты так, Гена, – укоризненно прошептал Арсений, утирая пот со лба раненого парня. Ему самому в ту пору уже была известна мучительная боль ранений.
– Дурак был, все по пьяни, – горько усмехнулся Геннадий. – Все бы ничего, да вот только есть почти нельзя, и страшно хочется пить.
– Надо терпеть, – увещевал его Сеня. Он промокнул иссохшие и потрескавшиеся губы приятеля влажной салфеткой.
После непродолжительной беседы парень