25
Барбара ждала нас, сидя одна за столиком в «Кенко» с чашкой чая с лимоном, она улыбнулась, увидев, как мы входим. Ее лицо омрачали едва различимые круги под глазами, как будто мазки туши. «Hello – Hi»[46]. Мы поздоровались, словно ничего не произошло, как совершенно чужие люди, будто оба потеряли память. Между двумя девушками завязался разговор, как если бы меня там не было, который как будто не мог подождать, и его смысл мне было трудно понять, так как они говорили на своем языке. Даже когда Мэйбилин спросила: «Как вчера прошел день рождения Гарри? War es schön?[47]» – Барбара в двух словах рассказала о прошлом вечере. Считала ли она, что эта ночь была ошибкой, но может ли быть ошибкой нежность между двумя людьми? Обе были в таком радостном настроении, что это меня даже встревожило. Представляла ли Барбара, что все закончится чехардой, как в пьесах Мариво? Воспринимала ли она мое молчание как залог, как секрет между нами, который в то мгновение должен был ускользнуть от Мэйбилин.
26
Когда я был у себя в комнате, всегда слушал программу «Тор of the pops» на моем маленьком транзисторе, который семь лет назад мне купил отец в самом большом магазине нашего города; он прочел в газете, что тем утром там распродается около двухсот приборов по смехотворным ценам. С рассветом, поднявшись раньше обычного, папа и я, тогда он мне казался уже старым – ему было столько, сколько мне теперь, – присоединились к бунтующей около дверей «Большого Пассажа» толпе совсем незадолго до открытия. В 1961 году мини-транзистор – это была вещь! Далеко не у всех был портативный приемник. «Это прекрасная возможность», – постановил папа, и, так как количество было ограничено, пришлось крепко побороться. Отец расталкивал всех локтями, дрался руками, рассекал толпу, пока отнесенный волной, грубым потоком не добрался до прилавка, размахивая деньгами перед двумя