В журнале «Гуд Уорде», в статье, озаглавленной «О публичной казни», Генри Роджерс объясняет причину того, почему он выступает за закрытую казнь. Ее введение, по его мнению, будет способствовать снижению преступности, поскольку человека, казненного в четырех стенах, уже нельзя будет превратить в героя, павшего жертвой несправедливости, что зачастую происходило с казненными принародно. Атмосфера тайны, окутывающая закрытую казнь, продолжал Роджерс, утвердит концепцию возмездия и напугает потенциальных преступников гораздо больше, чем зрелище публичной казни. Иными словами, в таком виде смертная казнь, как мера наказания, Роджерса вполне устраивала, и он оказался неготовым, когда ее сохранение было поставлено под угрозу общественной реакцией на публичные казни. «Час грядет, – убеждал он, – когда в Англии будут отменены как публичная, так и смертная казнь вообще, но час этот еще не наступил».
Мы уже видели, как присутствие Теккерея при казни Курвуазье заставило писателя высказаться против подобных зрелищ. В той же толпе в тот июльский день 1846 г. находился еще один великий английский писатель. То, что он увидел, заставило Чарльза Диккенса написать несколько пространных писем в свою газету «Дэйли Ньюс». Вот одно из них:
«Я сам присутствовал при казни Курвуазье. Я специально прибыл к месту казни в полночь и таким образом мог воочию наблюдать то, как возводили виселицу, как стекался народ, забивший к утру всю площадь, как вешали несчастного, как перерезали веревку и уносили тело в тюрьму. С полуночи до последнего момента я не увидел вокруг ни одного лица, исполненного жалости или печали, приличествовавших драматичности происходившего, ни ужаса, ни отвращения, только выражение безграничных глупости, грубости, кровожадности и тысячи других человеческих пороков.