Тут официант принес кофе, прервав этот перечень, который Джоан выслушивала с глубоким отвращением.
– Извини, Джоан, я тебя шокировала. – Бланш заметила выражение ее лица. – Ты всегда была пуританкой.
– Надеюсь, достаточно терпимой. – Джоан выдавила из себя подобие улыбки. И довольно неловко добавила: – Мне просто жаль.
– Меня? – Бланш, казалось, поразила такая мысль. – Спасибо, моя дорогая, но не растрачивай понапрасну свое сочувствие. Мне жилось очень весело.
Джоан просто не смогла не оглядеть еще раз подругу. Неужели Бланш не понимает, на что она похожа? Небрежно покрашенные хной волосы, грязноватая вычурная одежда, изможденное морщинистое лицо старухи – истасканной старухи, потрепанной цыганки!
Бланш вдруг стала серьезной.
– Да, ты права, Джоан, – грустно произнесла она. – Ты добилась успеха в жизни. Ну а я – я положила свою в развалинах. Я все время катилась вниз, а ты – ты шла вверх, нет, ты оставалась той же, как была, девочкой из Сент-Энн, гордостью нашей старой школы!
– Хорошие были дни, правда? – Джоан попыталась перевести разговор на ту общую тему, которая у них еще оставалась.
– Ничего себе, – равнодушно бросила Бланш. – Иногда мне делалось скучно. Все было так чопорно и так подчеркнуто благопристойно. Мне хотелось выбраться оттуда и посмотреть мир. Ну, – рот Бланш насмешливо скривился, – я его повидала. О, я его повидала!
– Ты возвращаешься в Англию?
Сердце ее упало, когда она задала этот вопрос. Она совсем не хотела Бланш в качестве попутчицы. Случайная встреча – это еще куда ни шло, но она сильно сомневалась в том, что сможет соблюдать хотя бы видимость дружелюбия, пока они будут ехать через всю Европу. Воспоминания о прежних днях скоро развеятся.
Бланш ухмыльнулась:
– Нет, мне в другую сторону. В Багдад. К мужу.
– Мужу?
Джоан искренне удивилась, что у Бланш есть что-то столь респектабельное, как муж.
– Да, он – инженер на железной дороге. Его фамилия Донован.
– Донован? – Джоан покачала головой. – Я ничего о нем не слышала.
– Конечно, дорогая. – Бланш рассмеялась. – Он – человек не твоего круга. Пьет как сапожник. Но в душе он ребенок. И хотя ты удивишься, он очень хорошо относится ко мне.
– Что же тут странного, – вежливо возразила Джоан.
– Добрая матушка Джоан. Ты всегда играешь, правда? Скажи спасибо, что я еду в другую сторону. Даже твое христианское терпение лопнуло бы за пять дней, проведенных в моем обществе. Не трудись отрицать это. Я знаю, кем я стала. Грубая старая развалина – вот что ты думаешь. Что ж, бывает кое-что и похуже.
В душе Джоан сомневалась, что бывает что-то хуже. Падение Бланш казалось ей величайшей трагедией.
– Надеюсь, ты удачно доберешься, – продолжала Бланш, хотя сильно в этом сомневалась. –