– Это всегда так: для кого-то всегда есть, а кому-то всегда недостается, – согласился Эриксон.
– Ну да! У кого есть деньги, у того никогда никаких проблем. Для таких они оставляют. Я тогда уже сразу же поняла, что они врут, схватила камень и швырнула его им в окно. После этого убежала из дому, чтоб не нашли. Вот и оказалась в Стокгольме в парке.
– Я тебя понимаю: молода, горяча. Но это все равно неправильно. Я как-то в газетке нашего пассажира-редактора прочитал, что камень, это… как там у него?.. оружие пролетариата. А, по-моему, камень – оружие разбойника. И то это не совсем верно. Камень, он камень и есть – мертвый, жесткий, тяжелый. Все зависит от того, кто возьмет его в руки: разбойник или печник, каменщик. Разбойник человека убьет, а каменщик дом сложит. Уясняешь?
– Ну а если они так, прямо перед носом: «Хлеба нет»? А вся очередь знает, что он есть, – не согласилась Элен.
– А ты перетерпи. Ну, нет сегодня – завтра будет. Не гневайся. Гнев – плохой советчик рассудку.
– Но они же нагло врали. Скажи им это словами – не поймут. Потому что нет совести.
– Тут ты тоже не совсем права. Совесть у каждого от рождения есть. Только у одного она, как маковое зернышко, ну, не выросла. Жил в зависти, несправедливости, вот она и не росла. Пищи ей не хватало, доброты, сердечности. А у другого в полную грудь выросла. Ты подумай об этом. Вот раз ты о совести вспомнила, значит, у тебя ее в достатке. И у меня, надеюсь, есть. В жизни много всякого случалось, но за камнем рука ни разу не потянулась. Соблюдал законы… Я просто шел и шел…
Видимо, обида жгла душу Эриксона: кочегар задел его за самое сокровенное, святое.
– Устала слушать? «Разговорился старик»…
– Нет, отчего же! Я никогда про такое не думала, – созналась Элен. – Вот про зависть. Что, она тоже в каждом человеке живет?
– Обязательно. Ее достатком, способностями надо подкармливать. Тогда она не сильно высовывается наружу, молчит. – Он на какое-то время задумался и продолжил: – Я вот что вспомнил. Надо бы выбросить из головы, как окурки из пепельницы. А не выбрасывается. Был у меня приятель. Больше того, думал, что друг. Высокое слово! С малых лет дружили, один хлеб пополам делили. Но однажды он плюнул мне в душу. Просто так плюнул, без причины… Нет, не так, – поправился он. – Это я так думал, что без причины. Но она у него была. Много лет он мне завидовал, что я упрямо иду по земле. А она неровная: споткнусь, упаду, поднимусь и снова иду. А он сибаритствовал, развлекался с дамами, сладко ел, сладко пил. Я по кроне, по кроне… кочегаром плавал, потом рулевым. Стянулся на «Эскильстуну». Иду. А он семью на мужские шалости променял. Вроде и дети есть, только он от них вдали. Я помогал ему, как мог помогал. А он принимал это как должное. Все пытался сам вровень со мной встать. Не получалось. Постепенно и накопилась она у него в душе эта зараза – зависть. Не скажу, что был он неспособный. У меня дела идут, а он все больше при мне. За что сам не возьмется, не получается. Все куда-то не в ту сторону выворачивается, все в жизни мимо него проходит. Вот он и… как бы