Мой друг Роллинзон. Уильям Кьюл

прямо и ясно, без всяких лишних слов. Я немного рассердился сначала, но тут же согласился, что он не мог действовать иначе. Только это ему и оставалось.

      – Нет, – спокойно ответил я. – Мне нечего больше добавить.

      Этого было достаточно для Плэйна, и он обратился к Роллинзону.

      – Роллинзон, – сказал Плэйн точно таким же тоном, – сегодня утром вы мне сообщили, что ничего не можете сказать об этом рисунке. Не скажете ли вы что-нибудь теперь – когда из-за этого приходится страдать нам всем?

      Я понимал, что Роллинзону представляется последний удобный случай. В то же время я не мог рассчитывать, что он захочет сознаться Плэйну – ведь он отказался сознаться директору и даже мне не обмолвился ни словом. И я нисколько не удивился его ответу:

      – Нет, мне нечего вам сказать.

      Они глядели прямо в глаза друг другу. Роллинзон, немного покраснев, смотрел грустно, Плэйн – еще более пронизывающим взором, чем вначале. А когда Плэйн так смотрел в глаза, то бывало нелегко выдержать его взгляд.

      – Это ваше последнее слово? – спросил он.

      – Да, – твердо ответил Роллинзон.

      Тогда Плэйн обратился к нам обоим вместе, хотя я чувствовал, что он больше имеет в виду Роллинзона.