Говоря это, он не смотрел ни на кого из нас, но я заметил, что Моррисон глянул в мою сторону. Что же касается меня, то я старался не смотреть на Роллинзона. Мне хотелось поскорей уйти в нашу комнату, где он мне все расскажет.
Случай к этому представился незамедлительно, так как в это время раздался звонок к завтраку, и этот звонок сразу рассеял наше неожиданное сборище.
– Ну, – беззаботно сказал я, – я иду переодеваться. Пойдем, Роллинзон.
Я побежал по лестнице. Роллинзон и Моррисон пошли за мной. Но Моррисон жил в другом дортуаре[11], так что в нашем номере «7» мы были одни. Я вошел в комнату и начал переодеваться. Роллинзон последовал за мной и присел на кровать.
Я думал, конечно, что он сразу выложит мне всю историю, а так как времени на разговоры у нас было немного, то я и предоставил ему самому начать рассказ. И я был в высшей степени удивлен, что минуты идут, а он не начинает.
Я взглянул на него. В тот же самый миг и он посмотрел на меня. Взгляд его отчетливо говорил: «Ну?»
И я понял, что он и не собирается ничего мне рассказывать.
Это вышло как нельзя более просто, и я чувствовал, что не ошибаюсь. Взгляд его имел какую-то связь с чем-то, что было раньше. Да, он почему-то был связан с той неприятной мыслью, которая промелькнула у меня, когда я впервые увидел рисунок, и которую я быстро отогнал от себя. Теперь она возвратилась и изменила мой взгляд на дело.
«Что-то с ним неладно, – торопливо рассуждал я. – Почему он не хочет говорить?»
Я начинал чувствовать себя очень скверно. Лицо у меня разгорелось, как будто Роллинзон сказал что-то оскорбительное без всякого повода с моей стороны. Мне хотелось скрыть это чувство, и я заговорил:
– Что скажешь? – спросил я самым беззаботным тоном.
Роллинзон, в свою очередь, выглядел несколько сконфуженным.
– Что? – сказал он. – Ничего, кажется.
За этим снова наступило молчание. Время еще было, но он не говорил ни слова, а через несколько минут я оделся и был совсем готов. Даже и теперь еще оставалось время, и я не хотел спешить, но того, что я хотел услышать, я не услышал. Роллинзон заговорил еще раз, – это было, когда мы выходили из спальни.
– Хорошо ли ты поиграл сегодня утром? – как-то принужденно спросил он.
– Да, – сказал я только и всего.
Мы начали спускаться вниз. Я убедился, что он и не думает говорить со мной. У меня возникла мысль, не заговорить ли мне первому и не спросить ли его, что все это значит. Но чувство оскорбленного достоинства и какой-то неловкости остановило меня.
«Нет, – сказал я про себя. – Если он желает, чтобы я знал, он расскажет сам. Если же хочет скрыть это от меня, то пусть. Не мое дело его расспрашивать.
Быть может, он хочет сохранить это в тайне, и я не желаю залезать в его душу».
Таким образом, я ни о чем не спросил его, и мы отправились вниз на завтрак, не сказав больше ни слова.
Глава V
День тайн
Это