Перхуша схватился за носок, сжимая трещину.
– Прекрасно… прекрасно… – бормотал доктор, бинтуя.
– Концы-то наверху надобно завязать, внизу срежет, – посоветовал Перхуша.
– Не учи ученого… – сопел доктор.
Он крепко и ровно обмотал полоз, завязал концы вповерх, ловко заправил их под бинт.
– Во оно как! – улыбнулся Перхуша.
– А как еще? – победоносно прорычал доктор, сел, тяжко дыша, стукнул кулаком по фанерному боку самоката. – Поехали!
Лошади внутри зафыркали и захрапели.
Перхуша вышиб клин из-под полоза, кинул топор в изножье, снял шапку, отер вспотевший лоб и глянул на припорошенный снегом самокат так, словно увидал его впервые:
– А может, воротимся, барин?
– Ни-ни-ни! – Доктор обиженно-угрожающе замотал головой, поднимаясь и отряхиваясь. – И думать не смей. Жизнь честных тружеников в опасности! Это, братец, государственное дело. Не имеем права мы с тобой назад повернуть. Не порусски это. И не по-христиански.
– Да это понятно… – Перхуша нахлобучил шапку. – С Христом. А как без него?
– Никак, братец. Поехали! – Доктор хлопнул его по плечу.
Перхуша рассмеялся, вздохнул, махнул рукой:
– Воля ваша!
Откинул запорошенную полость, влез на сиденье. Доктор, пристегнув сзади самолично свой саквояж, уселся рядом с Перхушей, запахнулся с выражением удовлетворения на лице и чувства важной, успешно проделанной работы.
– Как вы тутось? – Перхуша заглянул под рогожу.
В ответ послышалось дружное ржание застоявшихся лошадок.
– Ну и слава Христу. Н-но!
Лошадки заскребли копытами по протягу, самокат задрожал и тронулся. Перхуша выровнял его, направляя на путь. Глянув на лежащую впереди дорогу, оба седока сразу заметили, что за время возни с лыжей снег совершенно занес след от обоза, проехавшего по ней ранее, и дорога лежала впереди белая и чистая.
– Во как снегу-то подвалило – гусём не утопчешь! – причмокнул Перхуша, поддергивая вожжи. – Пошли, пошли ходчей!
Но лошадей, скучавших все это время под своей рогожкой, не надо было погонять: они взяли бодро и побежали по мерзлому протягу, звучно выбивая дробь своими маленькими, коваными копытцами. Самокат резво пошел по свежему снегу.
– Нам бы лог проскочить, а там, вповерх, дорога хорошая до самой мельницы! – крикнул Перхуша, жмурясь от снежного ветра.
– Проскочим! – приободрил его доктор, пряча лицо в воротник и малахай и оставляя наружи лишь свой крупный нос, успевший слегка посинеть.
Ветер нес хлопья, крутил их впереди, стелил поземкой по дороге. Лес кругом был редковат, с заметными следами порубки.
Доктор увидел старый, сухой, видимо, много лет назад расколотый молнией дуб и почему-то вспомнил про время, достал часы, глянул: «Шестой час уж. Провозились как… Ну да ничего… По такому снегу быстро, конечно, не доедем, но уж за пару часов-то доползем. Надо же, угораздило налететь на эту странную пирамиду. Зачем она? Наверно, просто как украшение ставится на стол. Явно