Приняв это решение, я обогнул замок и вышел на задний двор, где среди скопища различных пристроек отыскал длинную и достаточно легкую лестницу… впрочем, до чего же тяжелой она оказалась для меня одного, ведает только Бог! Сначала мне даже показалось, что я никогда не сумею поднять ее в одиночку. Однако я, наконец, сумел справиться с делом и очень осторожно приставил концы лестницы к стене, чуть пониже переплета того окна, что было пошире, а после, стараясь двигаться бесшумно, поднялся. Наконец лицо мое оказалось на уровне подоконника, и я заглянул внутрь озаренной лунным светом комнаты.
Конечно же, нечестивый свист был здесь громче, однако в нем по-прежнему оставалась та нотка насвистывавшей негромко себе под нос нежити… попробуйте представить ее себе. И все же, невзирая на всю задумчивость, в свисте угадывалось нечто жуткое и громадное – колоссальная пародия на человека, словно бы до слуха моего доносился посвист чудовища, наделенного губами монстра и душой человека.
И вот в этот-то миг я увидел нечто. Пол посреди просторной и пустой комнаты вспучивался странной и мягкой с виду горкой, посреди которой зияло трепещущее отверстие, пульсировавшее в такт негромкому, но могучему гудению. Время от времени дыхание его прерывалось, отверстие словно втягивало воздух и вновь разражалось этой немыслимой мелодией. И тут до моего онемевшего ума дошло, что штука эта живая. Передо мной, освещенные лунным светом, находились губы – колоссальные, почерневшие, жестокие, покрытые волдырями…
Они вдруг надулись, превращаясь в целый холм силы и звука, жесткий и грубый, четко вырисовывавшийся в лунном свете. Густой слой пота лежал на громадной верхней губе. И в этот же самый миг свист превратился в безумный визг, заставивший меня оцепенеть наверху моей лестницы за окном. А потом, буквально в следующий момент, передо мной оказался ровный пол комнаты… гладкий полированный каменный пол, простиравшийся от стены к стене, и наступило абсолютное молчание.
Представьте себе, какими глазами смотрел я внутрь притихшей комнаты, вспоминая зрелище, которое только что было перед моим взором. Я казался себе больным и испуганным ребенком, желающим лишь спокойно спуститься с этой самой лестницы и как можно быстрее убежать прочь. Но в этот самый миг я услышал голос Тассока, взывавший ко мне изнутри комнаты и моливший, моливший, моливший о помощи. Боже мой! Я находился в таком потрясении; охваченному страхом, мне казалось, что ирландцы все-таки заманили его внутрь комнаты и теперь торжествуют. А потом зов повторился, и, разбив окно, я прыгнул внутрь комнаты, чтобы помочь бедняге. Я смутно ощущал, что зов исходил откуда-то из мрачного зева большого камина, и сразу же бросился к нему, однако возле камина никого не оказалось.
– Тассок! – крикнул я, и эхо моего голоса заходило по пустому помещению.
И в этот же самый миг меня словно озарило: я понял,