Уже считай что по-этрусски,
То с Лунтиком, то с Пикачу,
Мычу необратимо немо,
Как бы на языке танема
С тремя кентами лопочу.
Совпал с прямым обратный счет разлуки,
И вышло нам увидеться, когда
Истлели наши правнуки, а внуки —
На киселе десятая вода.
И так все происходит неотложно,
И так необратимо – оттого,
Что мир, где нам с тобою было можно,
Истек – мы не заметили его.
Но, вопреки эпохам тренировки,
Не сходят даром нам обиняки:
Ты жизнью платишь за мои шифровки,
Я – за твои эзоповы звонки.
Версень
Мостом речное русло вышив,
Перепоясав, как ремнём,
Москва, ты помнишь ли о нём:
Иван Никитич Беклемишев,
За колкость прозван Берсенём?
Владел подворьем за восточной
Стеной Кремля
И над канавой водосточной
Ходил, внемля
Реки чуть слышимому току,
И на манер
Европский был от власти сбоку —
Оппозиционер.
Но что нам день позавчерашний,
Когда с моста наперехват
На Беклемишевскую башню
Видеокамеры глядят?
И там, где берег удлинённый,
Покатывается едва
Берсень, крыжовник отклонён —
ный —
С плеч сорванная голова.
Зачем, вся в зарослях безостых,
Молчит земля?
Зачем калифа девяностых —
Вон из Кремля?
Поход окончен тохтамышев
Истленьем тел.
Он, как боярин Беклемишев,
Здесь жить хотел.
Но куш был вырван порционный
Из-под него
Залоговых аукционов
И ГКО.
Улегся смерч, и ангел мщенья
Ушел от дел.
Лишь тучный спонсор впал в смущенье,
Поохладел
Да созерцателей «Норд-оста»
Пустили в рост…
Зачем секс-символ девяностых
Взнесён на мост?
Матёрый Щусев-академик
Занёс перо…
Ах, нет, конечно, не для денег
Влез бес в ребро!
И я б в толкучке митинговой
Поверглась в рёв,
Когда б не косточки царёвы,
Не Ганин ров.
Мы всё простили б и забыли
Под сверк шутих,
Когда бы их не подменили,
Хотя бы – их…
Через канал Водоотводный —
Домой, под сень,
Когда б не он – скуловоротный
Кислень-берсень.
И подметальный монстр по
встречной
Ведёт черту.
И вкус крыжовенный навечно
Теперь во рту.
Москва – работа и карьера,
Сорт первый, да второе дно…
На «Смерть оппозиционера»
Айда в кино!
На черт-те чём, как на черте
Судьба держалась,