– Как раз потому, что любой на моем месте так и сделал бы, – ответил я. – А я не хочу. Ариэль, моя жизнь разбилась о камни, как корабль о рифы. Все, что казалось важным, вдруг стало ничтожным. Все ранее незыблемое оказалось фантомом. И я решил, что больше не играю по правилам.
Она внимательно смотрела на меня, так, как будто ей потом предстояло по памяти писать мой портрет.
– Кажется, я понимаю вас, – медленно сказала она. – Если не знаешь, куда идешь, рано или поздно приходишь куда надо, так?
Я кивнул.
– Ну, так идем, – встрепенулась она. – Только не через Крайстчерч, не хочу в центр. Если в Хоулленде есть место, похожее на Лондон, то это Сентрал-сквер.
И мы бодро пошли дальше. А потом вернулись назад, поскольку пропустили нужный поворот. Оказывается, в городке произошли некоторые перемены, и эти перемены явно огорчили Ариэль.
– Здесь был мой любимый букинистический магазин, – с тоской сказала она, глядя на новенькую вывеску секс-шопа. – Там работала миссис Штайнер. И я после школы частенко брала у нее книги и читала вот в этом кафе, – Ариэль показала на маленькое кафе-бистро, уже закрытое на ночь. – А теперь тут черт знает что такое.
Букинистический магазин? Из того, что успела мне рассказать Ариэль, у меня сложилось впечатление, что букинистический бизнес в Хоулленде вряд ли мог бы приносить сколько-нибудь значительный доход. Но для Ариэль, конечно, то, что ее любимый магазинчик закрылся, было потрясением. И я ее хорошо понимал.
– Жизнь состоит из потерь и находок, – глубокомысленно сказал я, не зная, как ее утешить. – Но я вам искренне сочувствую. Может быть, ваш любимый магазинчик открылся в другом месте…
– Спасибо, – поблагодарила она, а потом добавила: – Будет очень жалко, если он исчез навсегда. Такие вещи составляют твое прошлое, твои воспоминания. Когда что-то теряется, образовавшуюся пустоту заполнить нелегко.
– Я знаю, переживал нечто подобное, – я достал сигареты. – Вы не против, если я закурю?
Моя невинная просьба была расценена Ариэль совершенно неожиданно:
– Конечно, нет, и простите меня, пожалуйста!
– За что? Не понимаю…
– За мое маленькое огорчение. Вы-то потеряли гораздо больше!
Я махнул рукой:
– Но ведь и приобрел много? – Мы двинулись в глубь улицы, освещенной даже хуже, чем Тринити-лейн. Фонари встречались здесь гораздо реже и не все горели. А если и горели, то как-то тускло. Или это мне так казалось из-за усталости.
– И что же вы приобрели? – спросила она.
– Свободу, – ответил я искренне. – Полную отрешенность от всего. И еще белого кролика в друзья.
– Чувствую,