Я жизнью жил пьянящей и прекрасной…. Эрих Мария Ремарк

тщеславие и завышенная самооценка могут быть главными мотивами для ответа на нападки на личность. Как бы то ни было, Amour propre [2] можно себе позволить, лишь когда тебе стукнуло семьдесят и твой труд жизни завершен. Но я молод и нахожусь в самом начале. Я был бы смешон в собственных глазах, если бы на основе одной-единственной книги возомнил себя хорошим писателем. Я должен прежде всего оценить собственные способности; а для этого надо работать. Работать – не болтать или спорить. И я тем более не расположен к разговору, поскольку весь этот вздор, который распространяют обо мне, невежествен, фальшив и, более того, настолько злобен и безумен, что в Германии любой только пожимает плечами по этому поводу.

      Бригитте Нойнер в Берлин

      Париж, 22.10.1929 (вторник)

      [Штамп на бланке: отель «Клэридж», Париж]

      Дорогой Генрих!

      Только что добрался в сплошном потоке машин, ни разу не глянув в план города, блуждая в ночи, до «Клэриджа». О Георге* нечего сказать, он с открытым ртом и вытаращенными глазами плохо разбирался в картах и мало годился как проводник, в Париже тем более. Завтра я еще здесь, послезавтра в обратный путь в два или три этапа, так как через Бельгию не хочу. Ты можешь писать на мое настоящее имя у Фогта, Зюстерштр., 2, Оснабрюк.

      Постарайся и ты так сделать как-нибудь – я же в отличной форме, как ты видишь.

      Как ведет себя Мак*? Надо ли мне ему дать под

? Надеюсь, не понадобится! Машина* идет отлично.

      Несколько меньше

      Б.

      Господину др. Маркусу Даммхольцу/Бригитте Нойнер в Китцбюхель

      Берлин, 27.12.1929 (пятница)

      Дорогой Генрих!

      Здесь весна, быть может, и вы там, в горах, рвете фиалки, и ваши лыжи уже гонят листья – жаль, что вы не можете бегать по снегу.

      Мой нос действительно сломан*, я был у проф. Йозефа, он мне его снова поставил на место. Теперь уж он скоро заживет, во всяком случае, он снова выпрямился. Мне, кстати, сообщили, что проф. Бергер, которого рекомендовал Мак, чаще занимается воспалениями и нарывами.

      Я сижу здесь и пытаюсь сочинять для американца Леммле*. Это довольно трудно, когда знаете этого господина лично.

      Впрочем, здесь красиво, спокойно, приятно и тихо. Я должен передать привет от фрау Вайксель, она звонила вчера рано утром. Не хотели бы и вы, шалопаи, как-нибудь сюда позвонить? Отдыхайте на здоровье, и чтобы ты вернулся, Генрих, с толстыми щеками, так что напитывайся тирольскими омлетами, снегом и солнцем!

      Огромный привет вам обоим – Мак должен вести себя в отеле прилично и за столом в носу не ковырять.

      Б.

      На всякий случай – так как я не знаю, как вы там устроились в разгар сезона, я адресую это письмо Маку.

      Держи хвост пистолетом, Генрих, мрачные времена скоро пройдут!

      Бригитте Нойнер в Берлин

      Давос, 24.02.1930 (понедельник)

      [Штамп на бланке: отель «Курхаус», Давос*]

      Дорогой