Я жизнью жил пьянящей и прекрасной…. Эрих Мария Ремарк

возню, жизнь, мир и т. д., потому что мы умеем смотреть вглубь вещей, – но мы любим непосредственно все бурлящее, теплое, цветущее в нас, что дает нам пульсацию, биение сердца и ритм, – эту шумящую волну, по которой мы плывем, эту бурю в наших парусах, ибо мы управляем этим натиском, этим порывом, этим бесконечно живым в нас, мы это любим поодиночке, и растрачиваем это, и источаем это, и вращаемся вокруг этого, мы, эгоистические эгоисты.

      Ибо в этом тайна: всюду и во всем воспринимать себя самого – это дает богатство, глубину и неуязвимость!

      Ну вот, мы опять немного поболтали – здесь же за окном свистит ноябрь.

      Сердечный привет твоему мужу*.

      Со всеми добрыми пожеланиями, верный тебе

      Эрих Мария.

      Фридриху Фордемберге-Гильдеварту в Ганновер

      10.11.1928 (воскресенье)

      [На бланке: «Спорт в иллюстрациях. Журнал для хорошего общества»]

      Берлин СВ 68

      Господину Фордемберге-Гильдеварту

      Ганновер, Кенигштр., 8

      Дорогой господин Фордембергер!

      Я нахожу Ваши фотографии чрезвычайно хорошими. К сожалению, я не могу сейчас поместить их в «Спорте в иллюстрациях», так как моя колонка закрыта. К тому же общий характер журнала в последнее время настолько изменился – мы больше не публикуем такие оригинальные работы. Если у меня появится другая возможность, я Вам обязательно напишу и снова попрошу у Вас эти фотографии.

      С наилучшими пожеланиями,

      Ваш старый Эрих Мария Ремарк.

      Эдит Розевир, урожд. Дерри

      Неаполь, Вомеро, 22.12.1928 (воскресенье)

      Дорогая Эдит!

      Конечно, для меня началась совсем другая жизнь и, как я надеюсь, гораздо счастливее. Многие события уже позади, запыленные, излишние, досадные, зловредные – и лишь немногие остались. Как ты только могла подумать, что нашей дружбы больше нет! Для меня она стала еще более ценной, нежели тебе может казаться.

      Последние недели и месяцы* были для меня полны забот, суеты и спешки. Конечно, я не попрощался с твоим отцом, как ты это называешь; но почему я должен был с ним прощаться, если я вовсе не думал о расставании. Я покинул дом Шерля; но твой отец был для меня другом, и я надеюсь, таковым он и останется.

      С аферой Элерта* давно покончено. Мне было неприятно переживать и видеть полностью беспочвенную зависть и неприязнь. Я никогда не давал Э. ни малейшего повода и всегда сопротивлялся тому, чтобы поверить, будто подобное ему характерно. Он, маленькая змея, позволял себе еще некоторые весьма милые выходки.

      Это странно, Эдит, очень глупо, когда между людьми, которые откровенно любят друг друга, возникают подобные недоразумения. Ты одна из тех весьма редких людей, с которыми я чувствую себя настолько тесно связанным, что знаю: даже если мы годами ничего не слышим друг о друге, нам понадобится лишь один час, проведенный вместе, чтобы вернуть прежнее понимание! Во всяком случае, я так чувствую!

      Теперь, когда я больше не связан с Улльштайном, я свободен, свободный